Аконит 2018. Цикл 1, Оборот 3 - [22]

Крепыш склонил голову в почтительном жесте и сделал шаг назад.

— Что ж, я принимаю вызов, фокусник. Про какой трюк ты говоришь?

Старик ехидно улыбнулся, изящным движением воздел руки вверх и хлопнул в ладоши. Шут пауком оттолкнулся от земли, сделал кульбит и сел на плечи хозяина. Народ снова ахнул, кто-то нерешительно аплодировал.

— В квартале отсюда есть двор-колодец, внутри нет окон, а входная арка всего-то с человеческий рост. Побежите по кругу — до самой крыши. Кто окажется первым наверху, тот и победил.

— Это очень опасный трюк, старик. Он может стоить жизни и мне, и твоему шуту. Что я получу, если выиграю спор?

— Тебе мало удержать свой титул, атаман? — старик говорил с нажимом. — Что ж, если ты выиграешь, я отдам тебе весь сегодняшний заработок. Если выиграет Чичек, твои люди принесут нам ровно столько, сколько сейчас лежит в моём цилиндре. Идёт?

— По рукам! Пускай победит самый ловкий!

Толпа двинулась следом за спорщиками. Люди ощущали наступающую дурноту, дети плакали и просились на руки, спины стариков прихватывал ревматизм. Должно быть, от долгого стояния на месте кости разболелись, а дурнота от болотных миазмов — сами не заметили, как надышались.

Двор-колодец не смог вместить всех желающих. Часть толпы осталась снаружи, остальные же топтались в центре, предвкушая зрелище.

Шут и акробат разошлись в разные стороны и по свистку стражника тронулись с места. Войко и дюжины шагов не пробежал, вес тела тянул его вниз — к земле. Тренированными пальцами он уцепился за щели в кладке, раскачался и прыгнул. Удалось преодолеть ещё с пяток саженей.

Шут же взял ровный темп, и, не сбавляя скорости, бежал по стене как по кирпичной мостовой. Рядом шёл фокусник, не переставая бить в ладоши.

— До чего ловок! Чудеса! — крикнул дед из толпы, утирая пот со лба. У него жутко разболелась голова.

Шут оказался наверху первым. Он сел на корточки и замер, лишь ветер играл бубенцами на его одежде.

— Хватит, Войко. Брось это дело, он победил, — кричал Жечка, правая рука атамана. — Акробат должен уметь проигрывать.

— Нет! Я не могу просто так проиграть! — атаман карабкался вверх, пальцы его сбились в кровь, но упрямство не давало отступить.

Войко ловко оттолкнулся от стены, кувыркнулся в воздухе, и уцепился руками за старый деревянный флагшток. От крыши дома его отделяло расстояние в две вытянутые руки. Один прыжок — и он наверху, снова победил притяжение, пускай и ценой проигрыша в споре. Акробат начал медленно раскачиваться, туда-сюда, туда-сюда. Силы в руках осталось мало, чтобы взлететь вверх нужно как следует раскрутиться. Туда-сюда… Хрум! — флагшток треснул у самого основания и остался у Войко в руках. Атаман стремительно летел к земле, порабощённый столь ненавистным притяжением…

Люди в испуге расступились, глухой удар об землю, в воздух поднялось облачко пыли. Атаман замер, раскинув руки в стороны, тело его скрючилось в неестественной позе.

— Помер, — сказал стражник и снял кивер. Мужики в толпе следом поснимали шапки. — Тут больше не на что смотреть, граждане Чизмеграда. Это был честный спор, Войко знал, на что идёт. По законам города это устная сделка. Жечка, с вашей стороны следует заплатить выигрыш в полном размере.

Рыжебородый акробат зыркнул на стражника зло, в его ясных зелёных глазах промелькнула ярость.

— Сколько? — пробубнил Жечка.

— Пятьдесят шесть медяков, — ответил старик, улыбаясь; под хлопки шут уже успел спуститься с крыши и усесться на его плечах.

Пятьдесят шесть медных динаров. Такую цену атаман уплатил за свою жизнь.

Жечка щёлкнул пальцами, и из теней выскочил худенький черноволосый парень. Он протянул фокуснику кисет и учтиво кивнул. Во дворе появились и другие акробаты, целая дюжина разномастных мужчин, доселе невидимых. Старик отсчитал ровно пятьдесят шесть монет, сморкнулся в кисет и отдал его обратно мальчишке.

Когда толпа начала расходиться, Войко дёрнулся. Он громко закашлял, забулькал и заклокотал, из его рта тоненькими струйками побежала кровь.

— Атаман! Живой… — Жечка удивился: упасть с такой высоты и выжить… Признаться, он уже мысленно похоронил Войко. — Эй, ребята, тащите рейки и кусок парусины, его нужно унести отсюда. Войко, держись, держись родненький. Сейчас мы тебя…

Атаман перестал плеваться кровью, он тяжело дышал, глядя в низкое тёмно-синее небо, в глазах его стояли слёзы.

* * *

Этой ночью помер старик Беригор. Лёг со своей старухой в постель, а на утро не проснулся. Бабка его обнять, а он холодный. Глянула на мужа: осунулся весь, исхудал, в бороде седых волос прибавилось. Всхлипнула старуха Маданя, созвала детей и внуков, да и завернули деда в домотканое полотно. По дороге к рисовым полям остановили телегу у болота, бросили старика в гнилую жижу и остановились в последний путь проводить. «Вышел из болота Чизмеград, в него все и вернёмся», — сказала бабка. Беригор за пять последних лет три раза болотнянкой болел, видать, четвёртый его в болото-то и утащил.

Пятеро взрослых и шестеро детей смотрели, как тело главы семейства медленно погружается в топь. Но не одни они отдавали болоту мертвеца: в пятидесяти шагах остановили свою телегу Варчевичи. Дед Ласкослав аккуратно стащил тело, замотанное в домотканое полотно, отнёс на руках к краю трясины и с силой бросил. Видать, и бабка Гашиша преставилась…