Ах, эта черная луна! - [40]

Шрифт
Интервал

— Боже мой! — испугалась Мали. — А из чего его делают?

— Из свинца.

— И где они его берут?

— Хулиганы? Откуда я знаю! Спроси у своей красотки.

Мали решила отложить разговор с Любовью до удобного момента. Долго ждать не пришлось.

— Юцер, — осторожно приступила к делу Мали, решив вовлечь в разговор еще и мужа, — сегодня Любовь приехала домой на милицейской машине. Она каталась со своими дружками на задней лестнице троллейбуса.

— Отчаянный ребенок! — покрутил головой Юцер.

— Дома была только Пашка, — хмуро продолжила Мали. — Она открыла дверь, увидела милиционера. И у нее потемнело в глазах.

— О! — улыбнулся Юцер.

— Не смешно! — отрезала Мали. — Выслушав рассказ милиционера, Пашка стала гоняться за Любовью по квартире. А твоя Либхен скакала по диванам, столам и стульям, как Андзин кот по белью мадам Познер.

— Какой кот? По какому белью?

— Неважно. Как кот, который бегает по белью. А потом она выскочила на задний балкон, где стоят кадушки с капустой и мочеными яблоками. Пашка ринулась за ней. Тогда Любовь залезла на балконную решетку и стала на ней балансировать.

— Это опасно! — всполошился Юцер.

— Твоя очаровательная дочь говорит, что ничуть, потому что ноги прочно держатся в кольцах решетки. Она имеет привычку залезать вместе со своими новыми друзьями на балконы с крыш и там проделывать этот смертельный трюк.

— Господи! — испугался Юцер. — Это действительно не смешно. Кто эти новые друзья?

— Не знаю. Она отказывается назвать имена.

— И что было дальше?

— Дальше Пашка испугалась насмерть и просила Любовь слезть. Обещала, что ничего ей не сделает. Наша красавица велела ей сесть за кадушку, иначе она, мол, с решетки не слезет. Паша послушно полезла за кадушку. Тогда Любовь спрыгнула с решетки, юркнула за балконную дверь и закрыла ее на крючок. А потом подперла дверь щеткой. Пашка просидела на балконе до моего прихода. Она так стучала в балконную дверь, что…

— Могу себе представить. А где была Эмилия?

— Эмилию я отпустила на несколько дней.

— Либхен наказана?

— Нет. Я ждала твоего прихода.

— У меня не было ощущения, что моего прихода кто-нибудь ждал. Кроме пересохших котлет. Им было скучно на обгоревшей сковороде. А где Паша?

— Куксится в столовой. Позвать?

Юцер кивнул. К его удивлению, Паша не стала ни рыдать, ни обвинять Любовь. Напротив, она ее защищала.

— Ребенок сходит с ума от скуки, — сказала Паша. — И я давно говорила, что нельзя разрешать ей бегать по городу со всеми этими шкоцим. Чему хорошему они могут ее научить? А капустой надо было заняться давно. Она напустила столько пены, что если бы я не оказалась на балконе, капуста бы скисла.

— Чем ты ее протыкала? — поинтересовалась Мали. — На балконе была палка?

— Нет, я сделала это пальцем.

Мали поморщилась.

— Ребенка надо отдать в школу, — объявила Паша.

— Она еще маленькая, ее не примут, — возразил Юцер.

— Я берусь поговорить с Серафимой.

Учительница Серафима была подругой Паши.

— Школа — не самое большое счастье, — сказал Юцер, — но нынешняя улица страшнее. Впрочем, эта улица тоже учится в школе, и уберечь от нее нельзя. Может быть, лучше отправить Либхен с Ведьмой в деревню? Там нет опасных крыш и балконов. И дети там не балуются, а работают. Пусть годик попасет гусей.

Услыхав столь неожиданное предложение, Паша сначала вскочила, потом села на пол.

— Это еще что? — крикнул Юцер. — Что это должно означать?

— Он еще спрашивает! — разрыдалась Паша. — Я протестую! А как еще я могу протестовать, если меня никто не слушает?! В этом доме я — Иов. Ведьма совсем одурманила твою голову! Зачем тебе понадобилось отсылать девочку в леса? Чтобы она вконец одичала? Чтобы у нее стали большие ноги от ходьбы босиком? Когда вы послали ее прошлым летом на дачу с этой жмудью, они там только и делали, что копали картошку и ели ее наряду со свиньями. Почему еврейский ребенок в еврейском доме должен есть только свинину, вареную, копченую, жареную и просто так? Это называется воспитание? Отдайте ее в школу. Я буду провожать ее туда утром и забирать после уроков. Я могу сидеть на лавочке в школьном дворе целый день и следить. После школы она будет обедать, потом отдыхать, потом я пойду с ней на прогулку. Потом она будет делать уроки, играть гаммы, вышивать и клеить, как все нормальные дети. А во двор мы ее больше не пустим. Ты велел мне дать ребенку немножко дышать, и вот чем это кончилось!

— Хорошо, — неожиданно согласился Юцер. — Ты меня убедила. Если ты решаешь не давать кому-нибудь дышать, дышать ему будет нечем. А Серафима может помочь?

— Если захочет, сможет. Я постараюсь, чтобы она захотела.

— Со мной никто не советуется, — сказала Мали, — но на случай, если кто-нибудь вздумает спросить: я согласна.

Так Любовь попала в школу раньше положенного срока. И так в ее жизни появилась классная руководительница Серафима Павловна, еврейская женщина с обеспокоенным лицом. Наверное, именно так должны были выглядеть серафимы, прятавшие под своими крыльями скинию Завета. У этих ангелов, про которых никто не мог сказать, женского они пола или мужского, должны были быть такие же горестно-напряженные лица и такая же хлопотливая повадка.


Еще от автора Анна Исакова
Мой Израиль

После трех лет отказничества и борьбы с советской властью, добившись в 1971 году разрешения на выезд, автор не могла не считать Израиль своим. Однако старожилы и уроженцы страны полагали, что государство принадлежит только им, принимавшим непосредственное участие в его созидании. Новоприбывшим оставляли право восхищаться достижениями и боготворить уже отмеченных героев, не прикасаясь ни к чему критической мыслью. В этой книге Анна Исакова нарушает запрет, но делает это не с целью ниспровержения «идолов», а исключительно из желания поделиться собственными впечатлениями. Она работала врачом в самых престижных медицинских заведениях страны.


Гитл и камень Андромеды

Молодая женщина, искусствовед, специалист по алтайским наскальным росписям, приезжает в начале 1970-х годов из СССР в Израиль, не зная ни языка, ни еврейской культуры. Как ей удастся стать фактической хозяйкой известной антикварной галереи и знатоком яффского Блошиного рынка? Кем окажется художник, чьи картины попали к ней случайно? Как это будет связано с той частью ее семейной и даже собственной биографии, которую героиню заставили забыть еще в раннем детстве? Чем закончатся ее любовные драмы? Как разгадываются детективные загадки романа и как понимать его мистическую часть, основанную на некоторых направлениях иудаизма? На все эти вопросы вы сумеете найти ответы, только дочитав книгу.


Рекомендуем почитать
Внутренний Голос

Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.


Повесть Волшебного Дуба

Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")


Дистанция спасения

Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.


Огоньки светлячков

Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.


Республика попов

Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».