Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец - [18]

Ее “резковатый” ответ прозвучал в форме коммунистического штампа: невзирая на опасность, она была “готова принять участие в этой работе в духе интернациональной солидарности”.

Зорге улыбнулся. Ее вклад ограничится исключительно работой в тылу, сказал он. Их жилье в доме Войдтов будет использоваться как конспиративная квартира, здесь Зорге будет проводить встречи с товарищами по революции. Руди никогда не бывал дома днем. Задача Урсулы сводилась к тому, чтобы впускать в дом посетителей, обеспечивать им легкую закуску и напитки, предупреждать о чьем-либо приближении, а в остальное не вмешиваться. “Я должна была лишь предоставить им место, но не участвовать в беседах”.

Перед уходом Зорге упомянул, что через несколько дней в центре Шанхая состоится демонстрация рабочих и студентов, и предложил Урсуле посмотреть на протесты.

После этого мистер Джонсон ушел. Урсула так и не узнала его настоящего имени.

Несколько дней спустя она стояла на Нанкин-роуд у универмага “Уинг-Он”, нагруженная покупками. Поход по магазинам, по ее замыслу, превратил бы ее присутствие там в день демонстрации в простое совпадение; к тому же в “Уинг-Он” она обнаружила недурную шелковую юбку, идеально сидевшую на ее фигуре.

Толпы студентов и рабочих шествовали по улице в безмолвном протесте под надзором длинных шеренг невозмутимых полицейских. В воздухе ощущалось напряжение, атмосфера напоминала первомайскую демонстрацию 1924 года, когда Урсула получила удар полицейской дубинкой. В Шанхае уже само шествие считалось провокационным актом неповиновения. Полиция внезапно бросилась в наступление, в воздух взметнулись дубинки и кулаки. Одного человека затащили в двери магазина и стали методично избивать. Десятки протестующих оттесняли в переулки, где их пинками и кулаками заталкивали в поджидавшие там грузовики. Демонстранты не сопротивлялись, на их лицах застыл опустошенный взгляд приговоренных к казни. “Я смотрела в лица молодых революционеров, которым только что был вынесен смертный приговор, и знала, что хотя бы ради них выполню любое задание, которое мне дадут”. Если они могли сохранять присутствие духа на пороге смерти, то и она попытается не упасть в грязь лицом.

Убегая поскорее прочь от сцен жестокой расправы на Нанкин-роуд с покупками в руках, Урсула не обратила внимания на лысеющего мужчину в очках, стоявшего на углу и не спускавшего с нее глаз.

Герхарт Эйслер занимал высокое положение в иерархии коммунистов Германии: впоследствии он переедет в США, где, по некоторым слухам, станет подпольным руководителем Американской коммунистической партии. В 1929 году, пробыв некоторое время в Москве, он работал связным между Коминтерном и КПК, а также “чистил партийные ряды от шпионов и диссидентов”. За свои заслуги он заработал прозвище Палач. Эйслер проверял новоиспеченную подопечную Зорге, наблюдая за ее реакцией на марше. В том мире, куда только что ступила Урсула, приглядывать за друзьями было столь же важно, как и шпионить за врагами. Эйслер был доволен увиденным. Единственным недочетом, на его взгляд, было то, что госпожа Гамбургер недостаточно буржуазно выглядит. “В подобных случаях” ей следует “выглядеть женственней”, отметил блюститель из Коминтерна, потому что чем она женственнее, тем меньше вызовет подозрений. У Эйслера было свое четкое представление об обязательных атрибутах шпионажа: “Шляпа, по крайней мере, ей бы не помешала”.

Вскоре установился порядок проведения тайных встреч. Рихард Зорге назначал время посещения в отсутствие Руди и Войдтов. Сам он всегда приходил первым, а уже вслед за ним через заданные промежутки появлялись его “гости”, обычно китайцы, изредка европейцы, чьи имена не назывались. Спустя несколько часов они уходили – в разное время. Урсула не задавала никаких вопросов. Она не говорила Агнес, когда планировалась новая встреча. Если прислуга или соседи и замечали частые дневные визиты одного и того же привлекательного джентльмена к обитательнице квартиры на верхнем этаже, то не обмолвились об этом ни словом. Таков уж был Шанхай 1930-х годов.

Урсула знала, что Рихард Зорге – советский шпион, но не подозревала, что представлял из себя режим, которому они служили, и какова была его истинная природа. Причины революции и военные интересы СССР в ее сознании были неотделимы друг от друга: что приносило пользу Москве, помогало и продвижению коммунизма. “Я знала, что моя деятельность шла на пользу товарищам страны, в которой я живу. Если эта деятельная солидарность исходила от Советского Союза – тем лучше”.

Урсула доверяла Зорге, но в его присутствии сохраняла сдержанность, и не только потому, что, как она знала, он был любовником Агнес. Он неловко задерживался на несколько минут после каждой встречи, явно желая поболтать с ней. За его шармом Урсула разглядела “затаенную грусть”. “Бывали дни, когда – в отличие от привычной жизнерадостности, остроумия и ироничности – он бывал отрешен и подавлен”. Она старалась казаться деловитой. “Стремление не показаться любопытной порождало во мне скованность в разговоре с Рихардом”. Зорге манера общения Урсулы выбивала из колеи. Однажды, когда он задержался в прихожей, застыв со шляпой в руке, я сказала: “Вам пора уходить”. Его это задело. “Так меня выгоняют?” Зорге не привык, чтобы женщины указывали ему на дверь.