Агата Кристи: Английская тайна - [21]

С каким блаженным ликованием она растравляла эту Агатину рану, пока шли репетиции «Претендента»! Сюжет пьесы был основан на реальной истории сэра Чарлза Тишборна — эдакого Мартина Герра[46] времен королевы Виктории, — который в 1870-х годах претендовал на титул баронета и вынужден был подвергнуться суду, чтобы доказать подлинность своей личности. Мэдж наслаждалась прихотливыми поворотами собственного сюжета — она выписывала его хитросплетения с куда большей легкостью и небрежностью, чем это сделала бы Агата. «Неопытные драматурги склонны к чрезмерной расточительности в отношении собственных сюжетов», — отмечал автор благожелательной в целом рецензии в «Таймс». Пробиться на профессиональную сцену — незаурядное достижение для драматурга-любителя. Для Клары это стало в некотором роде триумфом, ибо именно она вселила в Мэдж уверенность, что та может написать пьесу для фешенебельного уэст-эндского театра, и сама Мэдж упивалась каждой минутой своего успеха. Когда-то она написала в «Альбоме признаний», что Лондон — это место, где ей больше всего хотелось бы жить. В сорокапятилетнем возрасте она наконец попала туда, поселилась в роскошном районе Мейфэр, в «Гарден клаб», каждое утро являлась в театр, вооруженная своей снисходительной самоуверенностью, и ошарашивала ею режиссера Бэйзила Дина. Привычный к капризам актеров и невротическим выходкам авторов, тот был до полусмерти зачарован непоколебимым величием «миссис Уоттс». Во всяком случае, так она преподносила это своим родным.

«Мои Два Самых Дорогих [писала она мужу и сыну в Эбни], все идет настолько хорошо, что, по мнению Бэйзила Дина, спектакль может быть выпущен раньше, чем предполагалось… Я сочла, что конец третьего акта „слабоват“, — всегда так считала. Мне захотелось, чтобы у Фэй Комптон здесь был монолог, спросила об этом у Б. Д., и он ответил: „Делайте все, что сочтете нужным; стоит вам захотеть — и вы напишете его потрясающе. В любом случае, что бы вы ни сделали, я — за“. Удивлены? Да, я опять за машинкой!

…Я решила снова переехать в „Браунз“ [отель]. Сказала, что апартаменты нужны мне не с 16-го, а с 11-го. Оказалось, что все забронировано, но стоило мне упомянуть пьесу, как они чуть с ума не сошли и сказали: „Ну конечно! Мы предоставим вам апартаменты, кто бы на них ни претендовал!“ В такие моменты чувствуешь себя всесильной. Надеюсь, я не кажусь вам слишком самодовольной?..»

Агата жила тогда в Саннингдейле, неподалеку от Лондона, поэтому Мэдж иногда приезжала к ней на выходные: «Вчера, в воскресенье, ездила в Саннингдейл, но была такой усталой, что то и дело уходила поспать!» Вполне вероятно, сама она была в то время весьма утомительна, особенно для Агаты, которая, по словам Мэдж, «безумно хотела побывать на репетиции» (не исключено, чтобы взбодрить себя, убедившись, что «Претендент» не шедевр). По тону писем Мэдж можно догадаться, как она должна была раздражать сестру. «Писала и печатала всю ночь… Б. Д. вернулся минут через пять, схватил меня за руку и сказал: „Господи! Вы настоящая писательница — это потрясающе!“ Вот так. Он теперь считает меня почти гением… Они не могут без меня обходиться».

Это было любимое и, надо сказать, провокационное выражение Мэдж. Оно могло как раздражать до безумия, так и очаровывать. То, что она была единственной в семье женщиной, обладавшей таким же врожденным чувством юмора, как ее отец, видно из письма, в котором она рассказывает об актрисе Лотти Венн, которая была назначена в «Претенденте» на роль аристократки, обладая на самом деле манерами официантки, кои ей стоило больших усилий скрывать. «Сегодня я занималась ужасной работой — нужно было (по распоряжению Б. Д.) объяснить Лотти Венн, что в этой роли нельзя быть вульгарной. „Разумеется, как герцогиня я не могу делать некоторые вещи…“ До ужаса довольна, что будет играть герцогиню».

Вот как описала Мэдж их встречу:

«Дорогая мисс Венн, я так рада с Вами познакомиться! Безумно боюсь, что все, кто придут в театр только для того, чтобы увидеть вас, будут страшно разочарованы. Они не хотят видеть мою герцогиню, они хотят видеть вас. Им нужна их „Лотти“…

Я: Я не держусь за свой текст. Вы должны просто вжиться в роль. Дать себе волю. Быть свободной.

Мисс Венн: Ну а как же ж, герцогиня ж, вы ж понимаете…

…Я еле удержалась от смеха».

Агата бы так не написала. Глубоко внутри она, должно быть, понимала, что такое прямое выплескивание собственной индивидуальности неуместно для настоящего писателя, и догадывалась, что стоит за постоянными насмешками Мэдж. «Я всегда подозревал, — говорит персонаж ее позднего романа „Роза и тис“, написанного под псевдонимом Вестмакотт, — что чувство юмора — это своего рода светский талант, которым мы, цивилизованные люди, пользуемся как страховкой от крушения иллюзий. Мы сознательно делаем усилие, чтобы видеть вещи смешными, просто потому, что подозреваем: на самом деле они неудовлетворительны». Тем не менее, несмотря ни на что, Мэдж всегда удавалось заставить Агату чувствовать себя «до смешного бесцветной» — такой, как ее воображаемый двойник Сью де Верте. «Моя тетушка была интереснее, чем мама, — сказала дочь Агаты Розалинда.