Агасфер - [8]

   И никаких страданий и недугов

   Не будет здесь, понеже миновалось

   Все прежнее и совершилось дело

   Господнее. Не нужны здесь ни солнце,

   Ни светлость дня, ни ночи темнота,

   Ни звезды неба; здесь сияет слава

   Господняя, и агнец служит здесь

   Светильником, и божие лицо

   Спасенные очами видеть будут".

   И слышал я, как все небес пространство

   Глас наполнял отвсюду говорящий:

   "Я бог живой, я Альфа и Омега,

   Начало и конец, подходит время".

   Такие образы в ту ночь, когда

   Я спящий плыл к брегам Святой Земли.

   Мой первый сон блаженный озаряли.

   Недаром я о том здесь говорю,

   Что из Писаний ты без веры знаешь:

   Хочу, чтоб ты постиг вполне мой жребий.

   Когда пророк святое откровенье

   Мне передал своим глаголом дивным,

   Во глубине души моей оно

   Осталось врезанным; и с той поры

   Во тьме моей приговоренной жизни

   На казнь скитальца Каина, оно

   Звездой грядущего горит; я в нем

   Уже теперь надеждою живу,

   Хотя еще не уведен из жизни

   Рукой меня отвергшей смерти.

   Солнце

   Всходило в пламени лучей, когда

   Меня покинул сон мой; перед нами

   На лоне голубого моря темной

   Тянулся полосою брег Святой

   Земли; одни лишь горы – снеговой

   Хермон, Кармил прибрежный, кедроносны!

   Ливан и Элеон из низших гор —

   Свои зажженные лучами солнца

   Вершины воздвигали. О, с каким

   Невыразимым чувством я ступил

   На брег земли обетованной, где

   Уж не было Израиля! Прошло

   Треть века с той поры, как я ее

   Покинул. О, что был я в страшный миг

   Разлуки с ней, и что потом со мной

   Сбылося, и каким я возвратился

   В страну моих отцов! Я был подобен

   Колоднику, который на свободе

   В ту заглянул тюрьму, где много лет

   Лежал в цепях, где все, кого на свете

   Знал и любил, с ним вместе запертые,

   В его глазах погибли; где каждый день

   Его терзали пыткой палачи,

   И с ними самый яростный из всех

   Палач – обременное ужасной

   Виной, бунтующее против жизни

   И бога – собственное сердце. Я

   Не помню, что во мне сильнее было —

   Ужасная о прошлой пытке память.

   Безлюдною страною окруженный,

   Где царсвовал опустошенья ужас,

   Достигнул я Ерусалима. Он

   Громадой черных от пожара камней,

   Как мертвый труп, иссеченный в куски,

   Моим очам явился, вдвое страшный

   Своею мрачностью в сиянье тихом

   Безоблачного неба. И случилось

   То в самый праздник Пасхи; но его

   Не праздновал никто: в Ерусалиме

   Не смел народ на праздник свой великий

   Сходиться. К бывшему пробравшись

   Святилищу, узнал я с содроганьем

   То место, где паденьем храма я,

   Раздавленный, был смертию отвергнут.

   Вдруг, посреди безмолвия развалин,

   В мой слух чуть слышно шепчущее пенье

   Проникло: меж обломков я увидел

   Простертых на землю немногих старцев,

   И женщин, и детей – остаток бедный

   Израиля. Они, рыдая, пели:

   "Господний храм, мы плачем о тебе!

   Ерусалим, мы о тебе рыдаем!

   Мы о тебе скорбим, богоизбранный,

   Богоотверженный Израиль! Слава

   Минувшая, мы плачем о тебе!"

   При этом пенье я упал

   На землю и в молчанье плакал горько,

   О прежней славе божьего народа

   И о его постигшей казни помышляя.

   Но мне он был уже чужой, он чужд

   И всей земле был; не могло

   Его ничто земное ни унизить,

   Ни возвеличить: он, народ избранный

   Народ отверженный от бога был;

   На нем лежит печать благословенья – он

   Запечатлен проклятия печатью;

   В упорной слепоте еще он ждет

   Того, что уж свершилося и вновь

   Не совершится: он в своем безумстве

   Не верует тому, что существует

   Им столь желанное и им самим

   Oтвергнутое благо; и его

   Надежда ложь, его без смысла вера.

   От плачущих я тихо удалился

   И, с трепетом меж камней пробираясь,

   Не узнавал следов Ерусалима.

   Но вдруг невольно я оцепенел:

   Перед собой увидел я остаток

   Стены с ступенями пред уцелевшей

   И настежь отверенной дверью. В ней

   Сидел шакал. Он, злобными глазами

   Сверкнувши на меня, как демон, скрылся

   В развалинах. То был мой прежний дом,

   И я стоял пред дверью роковой,

   Свидетелем погибели моей;

   И мне в глаза то место, где тогда

   Измученный остановился он,

   Чтоб отдохнуть у двери, от которой

   Безжалостной рукою оттолкнул

   Спасителя, пятном кровавым страшно

   Блеснуло. Я упал, лицом приникнув

   К земле, к которой некогда нога

   Святая прикоснулась; и слезами

   Я обливал ее; и в этот миг

   Почудилося мне, что он, каким

   Его тогда я видел, мимо в прахе

   Лежавшей головы моей прошел

   Благословляющий... Я поднялся.

   И в этот миг мне показалось, будто

   Передо мной по улице тянулся

   Тот страшный ход, в котором нес свой крест

   Он, бешеным ругаемый народом.

   Вслед за крестом я побежал; но скоро

   Передо мной видение исчезло,

   И я себя увидел у подошвы

   Голгофы. Отделясь от черной груды

   Развалин, зеленью благоуханной

   Весны одетая, в сиянье солнца,

   Сходящего на запад, мне она

   Торжественно предстала, как зажженный

   Пред богом жертвенник. И долго-долго

   Я на нее смотрел в оцепененье.

   О, как она в величии спокойном,

   Уединенная, там возвышалась;

   Как было все кpyгом нее безмолвно;

   Как миротворно солнце нисходило

   С небес, на всю окрестность наводя