Агасфер - [11]

   Когда я в кpyг людей, как их родной,

   Как соискуиленный их брат, вступаю:

   С смирением презренье их приемля,

   Как очистительное наказанье

   Моей вины, я к тайне причащенья

   Со страхом божиим и верой сердцем

   Единым с ними приступаю. В час,

   Когда небесные незримо силы

   Пред божиим престолом в храме служат,

   И херувимов братство христиан

   Шестокрылатых тайно образует,

   И, всякое земное попеченье

   Забыв, дориносимого чинами

   Небесными паря царей подъемлет,

   В великий час, когда на всех концах

   Создания в одну сливает душу

   Всех христиан таинственная жертва,

   Когда живые все – и царь, и нищий,

   И счастливый, и скорбный, и свободный.

   И узник, и все мертвые в могилах,

   И в небесах святые, и пред богом

   Все ангелы и херувимы, в братство

   Единое совокупляся, чаще

   Спасенья предстоят – о, в этот час

   Я людям брат, моя судьба забыта,

   Ни прошлого, ни будущего нет,

   Все предо мной земное исчезает,

   Я чувствую блаженное одно

   Всего себя уничтоженье в божьем

   Присутствии неизреченном.

   О, что б я был без этой казни, всю

   Мою пересоздавшей душу? Злобным

   И нераскаянным богоубийцей

   Сошел бы в землю... А потом? Теперь же...

   О, будьте вы навек благословенны,

   Уста, изрекшие мой приговор!

   О ты, лицо, под тернами венца

   Облитое струями крови, ты,

   Печальный, на меня поднятый взор,

   Ты, голос, сладостный и в изреченье

   Преступнику суда – вас навсегда

   Раскаянье хранит в моей душе;

   Оно вас в ней своею мукой в веру,

   Надежду и любовь преобратило.

   Разрушив все, чем драгоценна жизнь,

   И осудив меня не умирать,

   Он дал в замену мне себя. За ним

   Иду я через мир уединенным

   Путем, чужой всему, но в круг меня

   Kипит, тревожит, радует, волнует,

   Tомит сомнением, терзает жаждой

   Корорысти, сладострастья, славы, власти.

   Что нужно мне? На голод – корка хлеба,

   Hoчлег – на непогоду, ветхий плат —

   На покровенье наготы; во всем

   Ином я независим от людей

   И мира. На потребу мне одно:

   Покорность и пред господом всей воли

   Уничтожение. О, сколько силы,

   Какая сладость в этом слове сердца:

   «Твое, а не мое да будет!» В нем

   Вся человеческая жизнь; в нем наша

   Свобода, наша мудрость, наши все

   Надежды; с ним нет страха, нет забот

   О будущем, сомнений, колебаний;

   Им все нам ясно; случай исчезает

   Из нашей жизни; мы своей судьбы

   Властители, понеже власть тому

   Над нею предали смиренно, кто

   Один всесилен, все за нас, для нас

   И нами строит, нам во благо. Мир,

   В котором я живу, который вам,

   Cлепым невольникам земного, должен

   Kaзаться дикою пустыней – нет,

   Oн не пустыня с той поры, как я

   Был силою всевышнею постигнут

   И, уничтоженный, пред нею пал

   Во прах, она передо мною вся

   В творении господнем отразилась

   Мир человеческий исчез, как призрак,

   Перед господнею природой, в ней

   Все выше сделалось размером, все

   Прияло высшее знаменованье.

   О, этот мир презрительным житейским

   Заботам недоступен; он безверью

   Ужасен; но тому, кто сердцем весь

   Раскаянья сосуд испил до дна

   И, бога угадав страданьем, в руки

   К нему из сокрушительных когтей

   Отчаяния убежал, тому

   Природа – врач, великая беседа

   Господняя, развернутая книга,

   Где буква каждая благовестит

   Его Евангелие. Нет, о нет,

   Для выраженья той природы чудной,

   Которой я, истерзанный, на грудь

   Упал, которая лекарство мне

   Всегда целящее дает – я слов

   Не знаю. Небо голубое, утро

   Безмолвное в пустыне, свет вечерний.

   В последнем облаке летящий с неба,

   Собор светил во глубине небес,

   Глубокое молчанье леса, моря

   Необозримость тихая или голос

   Невыразимый в бурю; гор – потопа

   Свидетелей – громады; беспредельных

   Степей песчаных зыбь и зной; кипенья,

   Блистанья, рев и грохот водопадов...

   О, как могу изобразить творенья

   Все обаяние. Среди господней

   Природы я наполнен чудным чувством

   Уединения, в неизреченном

   Его присутствии, и чудеса

   Его создания в моей душе

   Блаженною становятся молитвой;

   Молитвой – но не призываньем в час

   Страдания на помощь, не прощаньем,

   Не выраженьем страха иль надежды

   A cмирным, бессловесным предстояньем

   И сладостным глубоким постиженьем

   Его величия, его святыни,

   И благости, и беспредельной власти,

   И сладостной сыновности моей,

   И моего пред ним уничтоженья:

   Невыразимый вздох, в котором вся

   Душа к нему, горящая, стремится —

   Такою пред его природой чудной

   Становится моя молитва. С нею

   Сливается нередко вдохновенье

   Поэзии; поэзия – земная

   Сестра небесныя молитвы, голос

   Создателя, из глубины созданья

   К нам исходящий чистым отголоском

   В гормонии восторженного слова.

   Величием природы вдохновенный,

   Непроизвольно я пою – и мне

   В моем уединенье, полном бога,

   Создание внимает посреди

   Своих лесов густых, своих громадных

   Утесов и пустынь необозримых,

   И с высоты своих холмов зеленых,

   С которых видны золотые нивы,

   Веселые селенья человеков,

   И все движенье жизни скоротечной.

   Так странствую я по земле, в глазах

   Людей проклятый богом, никакому

   Земному благу непричастный, злобный,

   Все ненавидящий скиталец. Тайны