Африканский связной - [6]
По тону вопроса нетрудно было догадаться, что ничего радостного для себя, Ляхов тогда не увидел. И он не стал томить слушателя неизвестностью.
— Так вот, на указанном месте пакета не оказалось. Но в школе уже какое-то время шла перемена и я увидел, что черные школьники, за неимением футбольного мяча, гоняли рядом с дорогой какой-то пустой молочный пакет. У меня все во рту пересохло: не по тому ли пакету они сейчас бьют ногами? Отнимать его у них? Будет выглядеть нелепо и подозрительно. Зачем белому человеку понадобился выброшенный молочный пакет? Я подбежал к мальчишкам, украсил свою физиономию добродушнейшей и глупейшей улыбкой, и сказал, что я тоже включаюсь в игру, то есть в борьбу за мяч. Это было встречено веселым гоготом. Ясно, что чудачеству белых нет предела, но ведь и они тоже любят футбол. Началась серьезная борьба за овладение “мячом”, где против меня были все. С огромным трудом мне удалось завладеть пакетом и я погнал его длинными пасами к дороге и дальше прочь от школы. “Когда закончится эта проклятая перемена?”, думал я. Преимущество было за мной в том, что шаг у меня все-таки шире. Со стороны это было смешно видеть: немолодой белый дядя играет с черными школьниками. Но много потов с меня сошло, пока за мной гналась вся эта ватага. Так, наверное, в саванне стая диких собак преследут отбившуюся от стада антилопу-куду. Спасительный для меня звонок на урок послышался, когда я уже оторвался от преследователей. Сердце у меня чуть тогда не выпрыгнуло. Вот так-то, юноша…
Потом Ляхов поговорил немного о необходимости и общих принципах разведки, видимо, он старался немного расширить кругозор Вьюгина в нужном ему направлении. Ведь скоро надо было ему поручать дело.
— Любое государственное образование, имеющее собственные границы, в интересах собственной безопасности хочет кое-что знать о планах и намерениях соседей. Это естественное желание и диктуется стремлением как-то обезопасить себя, словом, не дать себя застать врасплох. Еще в библейские времена посылались соглядатаи в землю Ханаанскую или куда-то там еще, точно не помню. Я читал, а вы, Вьюгин, как африканист, должны лучше меня знать, что и африканские племена следили друг за другом и даже имели, выражаясь профессионально, свою резидентуру в соседних землях. Был у них наверняка и шпионаж военный: сколько, например, выковано у возможного противника наконечников копий, смазывают ли они их ядом и, если да, то каков его состав и имеется ли противоядие. Возможно, был и экономический шпионаж: куда отправляются лишние клубни ямса или выделанные шкуры в обмен на рис?
В тот вечер эта затянувшаяся беседа-лекция закончилась холодным ужином, что довольно часто практикуется в тропиках, и он сопровождался принятием виски по-американски, то есть со льдом и еще ананасовым соком. Ляхов постепенно сокращал учебно-воспитательную часть этих бесед в пользу более непринужденной, попутно выявляя и застольные достоинства своего подчиненного, главным из которых было умение пить, не теряя при этом способности относительно трезво мыслить и не впадать в болтливость.
3
Во время следующего прихода Вьюгина к Ляхову на столе у него лежали новые газеты, видимо, имела место доставка почты из далекого отечества. Вьюгин по родимой прессе еще не соскучился, но полистал их, читая лишь заголовки, которые сразу же мысленно вернули его на отчизну. Ну, например: “Гимн великому братству.” “Верность идеалам социализма”. “ФРГ: новая волна реваншистских сборищ”. “Авантюристический курс китайского руководства”. “Отстоять дело мира”. “С верой в будущее”. “Трудовой день села: фермы ждут кормов”.
Ляхов наблюдал за ним сдержанно-иронически, но молча. На столе возвышалась уже привычная гора фруктов, сейчас в ней преобладали бананы двух сортов, отдельно стояла разрезанная папайя.
— Питайтесь бананами, юноша. Вы дома бананы часто ели?
— Если честно, то раза два, не больше, — сказал Вьюгин так, как будто сознавался в серьезном жизненном упущении. — Да и то на банкетах, когда переводчиком подрабатывал на старших курсах. Если, конечно, это удавалось. Там ведь была конкурентная борьба. Даже с интригами.
Он очистил банан и добавил к сказанному после некоторых колебаний:
— Там я и попал в поле зрения ваших коллег, этих искусствоведов в штатском, как их иногда называют в интеллигентских кругах.
— Вы, Вьюгин, похоже, не питаете нежных чувств к моим коллегам. А как еще их называют?
— Ну, бойцами невидимого фронта. Разве это плохо звучит?
— У вас сарказм явно перевешивает все прочее. Ладно, в мою задачу не входит прививать вам любовь к ведомству, к которому и вы теперь относитесь. А любовь привить и нельзя, она сама приходит и уходит. Как там пела Кармен? Любовь свободна, мир чаруя… Вы можете думать о своей работе, что хотите и даже высказывать иногда эти мысли вслух при условии ее успешного выполнения.
Вьюгин доел банан и взялся за другой, а Ляхов продолжал:
— В свободное же время можете заниматься, чем вам заблагорассудится, хоть “Доктора Живаго” читайте или солженицынский “Архипелаг”. Лично я об этом не стану вписывать вам в характеристику, если от меня ее потребуют. Чужие мнения, как и чужая личная жизнь меня не интересуют. Вы ужинали сегодня? Сейчас я кое-что воспроизведу на столе после небольшой ревизии холодильника.
Предлагаемые читателю роман «Однажды в Африке…» и рассказ «Пасынки великой страны» — это, как ни парадоксально, повествование о сложностях отношений между российским гражданином и Российским государством. Произведения А. Луцкова представляют интерес как в силу чисто беллетристических достоинств: необычности темы, авантюрности сюжета, попытки понять особенности мышления африканцев, — так и в силу того, что автор (сам в прошлом моряк) сумел придать повествованию неподдельный вкус достоверности, живописно и со знанием дела нарисовать мир корабельной службы, невольных приключений, тяжелых проблем людей, живущих в условиях постоянной опасности.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.