Африканский связной - [5]

Веяние технического прогресса, которое выразилось, например, в установке кондиционеров, касалось только посольских домов, поэтому необходимость бывать у Ляхова содержала в себе и физическую привлекательность, которую Вьюгин сразу же отметил. К тому же хозяин любил в процессе общения попивать что-нибудь крепкое, разбавляя его в разумной пропорции каким-нибудь ледяным тоником или фруктовым соком, угощая этой смесью и Вьюгина. Аскетизм не был у Ляхова жизненным кредо, а требование к коллегам у него было тоже своеобразным:

— Для меня предпочтительнее иметь дело пусть с немного даже циничным профессионалом, чем с недалеким носителем абсолютно правильной идеологии. В нашей работе она нам не помощник.

Ляхов блеснул очками в сторону Вьюгина, словно пытался определить, к какой из двух категорий его можно отнести, в то же время давая понять, что совсем не провоцирует последнего на высказывание им его сокровенных взглядов. Он как бы заранее отмахивался от этого, не подчеркивая в то же время своей полной идеологической индифферентности.

— Есть такое английское выражение the benefit of doubts, которое у нас принято переводить как “польза сомнений”, — сказал Ляхов и было непонятно, куда он клонит. — Так вот, не надо бояться сомнений, ибо они ведут к знаниям. А ни в чем не сомневающийся это сторонник слепой веры.

Он отхлебнул от стакана и без всякого перехода стал советовать Вьюгину смотреть зарубежные “шпионские” фильмы, особенно о Джеймсе Бонде.

— Дома вы этого не увидите, так как у нас их показывают только на спецпросмотрах, а здесь их можно часто увидеть. В них есть немало и заметной фальши, особенно, когда показывают врагов Бонда, то есть нас с вами. И еще яснее ясного, что разведчику противопоказано иметь запоминающуюся внешность, а в этих фильмах они все блещут неотразимой мужской красотой, да еще и двухметрового роста. Живут же они полнокровной жизнью, весело перемежая работу с удовольствиями. Главное для разведчика это, конечно, работа, а любовные утехи это, пожалуй, относится к досугу, которого у него обычно не хватает.

— А что вы о наших фильмах на эту тему скажете, Михаил Семенович — подал, наконец, голос Вьюгин, которому надоело молчать. Кроме того, был у его вопроса и некий коварный умысел. Но Ляхова он не застал врасплох.

— В наших фильмах, даже самых лучших, главный и, конечно, абсолютно положительный герой напрочь лишен элементарных человеческих радостей. Он, с каким-то мазохистским наслаждением, жертвует даже в мелочах своей личной жизнью ради Великой Цели. Поэтому его и показывают либо в виде некоего бесполого существа, либо это паталогический однолюб, старающийся себя сберечь для своей законной супруги, с которой, кстати, он вообще может не увидеться в силу превратностей его работы. Вот вы могли бы, Вьюгин, для пользы дела соблазнить жену, скажем, министра иностранных дел в стране, где мы сейчас находимся?

Такая постановка вопроса Вьюгину даже понравилась. “С Ляховым можно иметь дело”, решил он, хотя и понимал, что выбора у него нет и вести с ним дело он просто обязан. И он, не особенно задумываясь, ответил:

— Ну, если такая возможность предоставится, да еще сама эта темнокожая дама достаточно привлекательна физически, то…

— Ладно, хватит, — усмехнулся Ляхов, как бы полностью оценив жертвенную готовность своего подчиненного идти на альковный подвиг. — Буду теперь знать, на кого могу рассчитывать. А сейчас я вам приведу один пример из собственной практики на тему, как надо действовать в необычной ситуации. Было это, конечно, в другой африканской стране. Только придется вас разочаровать, так как никакой министерши там не будет.

Ляхов теперь посмотрел на Вьюгина, не скрывая своей заинтересованности, будто пытался выявить и даже взвесить его профессиональные достоинства, пусть даже зачаточные и как бы глубоко они ни прятались.

— Вот получаю я в середине дня тревожный, почти панический телефонный звонок от моего африканского агента. Звонит из телефонной будки, слышен даже уличный шум. “Сэр, меня, кажется, выследили, а со мной фотопленка”. Кстати, очень для меня важная и в чужие руки она никак не должна попасть. Это почти полный провал. Что следует в этом случае делать?

Вопрос звучал с вкрадчивой доброжелательностью, но ошибка в ответе повлекла бы за собой язвительное замечание. Ляхов смотрел на Вьюгина с немного насмешливым прищуром, едва заметным сквозь темноватые стекла очков.

— Надо немедленно избавляться от опасной улики, — не задумываясь ответил Вьюгин, неумело сдирая кожуру с апельсина. На столе у Ляхова всегда стояло широкое блюдо с грудой фруктов.

— А как, позвольте вас спросить?

— Ну, лучше бы спрятать куда-нибудь. Но так, чтобы потом самому найти.

— А если искать потом придется другому? Агент боялся немедленного ареста. Это было на тихой улице и у него было в запасе еще пара минут времени. Он увидел пустой картонный пакет от молока и сунул в имеющуюся в нем прорезь пленку, обернув обрывком валявшейся там же газеты. И оставил его лежать в сухой траве на месте, которое я немного знал — где-то почти напротив ворот одной африканской школы. Пока я выехал, оставил машину метрах в двадцати, дошел до этого места и что я там увидел?