Африка африканеров - [25]

После засушливого Карру район Кейптауна кажется таким зеленым. Склоны холмов, спускающиеся к морю, почему-то напоминают мне Алжир, который находится на другом конце Африканского континента. Наверное, из-за виноградников. Впрочем, и климат, должно быть, такой же, вроде средиземноморского — жаркий и влажный летом, дождливый и холодный зимой. Зато купаться здесь, говорят, очень плохо: воды Атлантического и Индийского океанов, встречающиеся у берегов Кейптауна, во все времена года обжигают холодом.

Окрестности аэропорта Луиса Боты, где мы приземляемся с наступлением сумерек, поражают своим великолепием. Это ничуть не похоже на Трансвааль, кажется, будто ты попал совершенно в другую страну.

Однако, насколько мне удалось заметить, здесь тоже неукоснительно соблюдается закон о резервировании работы, хотя и говорят, что законы апартхейда в этой провинции не так свирепы, как в иных местах.

За рулем багажных тачек нет ни одного африканца. Зато множество подсобных рабочих и носильщиков, снующих вокруг нас, не черные, а метисы — «капские цветные», как их именуют здесь[32].

У некоторых кожа совсем белая, а глаза зеленые, как у кубинских мулатов, лишь курчавые волосы выдают порой их происхождение.

Уже в аэропорту замечаешь, что и белые здесь по своему внешнему виду сильно отличаются от трансваальцев, большинство нынешнего белого населения Кейптауна английского происхождения. Многие мужчины в шотландских шортах до колен, курят трубки на манер отставных майоров из английской колониальной армии в Индии.

Сажусь в автобус, который идет в Кейптаун. Рядом со мной усаживается молодой человек с большой сумкой, на которой значится «Люфтганза», западногерманская авиакомпания. Оказывается, он немец, но уже три года живет в Южной Африке. «Сюда за последнее время приехало много немцев, — рассказывает он. — Не знаю почему, по мы с африканерами нашли общий язык». Он не знает, а я-то знаю. Странно, до чего живуча нацистская мораль.

Проезжаем мимо порта; несмотря на блокаду, там кипит жизнь, полно больших кораблей со всех концов света, даже не хватает места у причалов.

Центр города невелик: несколько высоких зданий, магазины, сосредоточенные вокруг Эддерли-стрит, самой большой и оживленной улицы, берущей начало в парке, расположенном у подножия горы, и круто обрывающейся у самого моря. Параллельно ей идут несколько улиц с низкими домиками в голландском стиле, с деревянными балконами вдоль всего второго этажа и крытыми террасами. Люди живут на виллах среди сосен и дубов, покрывающих холмы, которые ползут вверх, к Столовой горе.

Отель, в котором я устроилась, очень симпатичен. Хозяйка не похожа на спесивого, самодовольного босса из «Гран Насьоналя» в Йоханнесбурге. Да и вообще не заметно, чтобы белые здесь так тесно сотрудничали с Особым отделом, как это часто случалось, там. Мне не задают лишних вопросов, не спрашивают, откуда я приехала, зачем и куда собираюсь ехать дальше. Вся прислуга, как женщины так и мужчины, — метисы, и вид у них не такой испуганный и забитый, как у прислуги в «Гран Насьонале».

Спускаюсь в ресторан и заказываю дюжину прославленных устриц Мосселбай, лангуста и белое вино. Не знаю почему, но окружающие взирают на меня с изумлением. Может, здесь не принято, чтобы девушка ходила в ресторан одна? А вернее всего, из-за вина. Женщинам не полагается пить на людях. Но мне все равно, не обращая внимания на инквизиторские взгляды благонамеренных семейных граждан и пристальный интерес оживившихся одиноких господ, я не спеша предаюсь своему безобидному пиршеству и пью великолепное кейптаунское вино за более чем умеренную плату в один ранд (семь франков). Что и говорить, белым здесь живется совсем неплохо!

Попробовала выйти на улицы Кейптауна. Но так же, как и в Йоханнесбурге, ночью здесь пустынно. Ни одного прохожего, лишь пронизывающий ветер разгуливает по улицам. Навстречу мне попались подвыпившие моряки-метисы с бутылками в руках, но они не окликнули меня, сделав вид, будто вообще не заметили. Они прекрасно знают, чем это пахнет — попытка познакомиться с белой при существующем законе о борьбе с безнравственностью. Мне рассказывали, что редко кто из цветных пробовал установить какие бы то ни было отношения с белой женщиной. Обычно бывает наоборот: белые, чаще всего полицейские, насилуют и увозят на машинах метисок и африканок, а потом являются в полицию и заявляют, будто те приставали к ним. И бедняжкам приходится платить штраф или, того хуже, отправляться в тюрьму.

Лучше уж пойти спать, чем смотреть второсортные американские фильмы, которые идут во всех кинотеатрах без исключения. Мебель в моей комнате старомодная и непритязательная. Кровать простого дерева, покрытая огромным пуховиком, маленький столик, ночной горшок и массивная Библия на африкаанс и на английском. Безошибочная тактика, я поддаюсь ей, открываю Библию и заканчиваю свой день чтением Ветхого завета.

Наутро погода стоит отличная. Горничная, которая приносит мне завтрак и утренние газеты, спрашивает, откуда я. И так как я отвечаю «из Франции», она робко продолжает расспросы (в Йоханнесбурге никто не осмелился бы этого сделать): — А во Франции тоже апартхейд? — Я отрицательно качаю головой, а она снова спрашивает: — Значит, в других странах этого нет? — Нет, нигде нет, — отвечаю я. — Несчастные мы, — говорит она на прощание и уходит.