Африка африканеров - [11]

Я увидела, как Энтони положил подушку на телефон. Заметив мое удивление, он сказал, что полиция нашла способ подслушивать разговоры даже тогда, когда люди говорят не по телефону.

— Если бы вы только знали, сколько людей попалось, на этом. Микрофоны ставят повсюду: в машинах, служебных помещениях, с ума можно сойти от этого. Главное, найти предлог, чтобы посадить кого-нибудь в одиночное заключение на несколько недель. Обычно такой человек не может вынести пыток и что-нибудь да скажет. Хоть самую ничтожную малость. Даст свидетельство, пусть ложное, но это позволит арестовать кого-то еще, кто знает больше. И так, в конце концов, им удается схватить людей, которые играют важную роль в борьбе против апартхейда. А знаете ли вы, что любой начальник почтового отделения имеет право вскрыть и конфисковать по своей собственной инициативе письмо, которое покажется ему подозрительным или имеющим отношение к политике?

Пат не любит таких разговоров. И все время смотрит на часы. В конце концов, она уходит и уводит своего жениха.

— Пат симпатичная, — говорит Энтони. — Но она играет на руку правительству. Всего боится. А им только того и надо. Странно, что она привела вас ко мне. Обычно она избегает приходить сюда. И по-своему права: если в один прекрасный день полиция заподозрит меня в том, что я занимаюсь политикой, ее вместе с женихом тоже могут арестовать, проста «как свидетелей», чтобы выведать сведения обо мне. А это риск. Готовится новый закон, по которому можно будет держать под арестом сроком до шести месяцев (180 дней) любое лицо, которое может быть использовано государством в качестве свидетеля на суде. Так кого угодно доконают.

Я немного удивлена, что Энтони, не зная меня толком, говорит так откровенно. Но потом я пойму, что это очень серьезный парень, которому полностью можно доверять. К тому же у него не южно-африканское гражданство; как и многие другие студенты ВИТСа, он родом из Родезии и, вероятно, потому чувствует себя в относительной безопасности.

Энтони рассказывает, что главная задача закона о свидетелях заключается в том, чтобы дознаться, где скрывается Абрахам Фишер.

— Этот удивительный человек — один из самых известных адвокатов в стране, — говорит он. — Член Коммунистической партии вплоть до самого момента ее запрещения, затем адвокат африканских лидеров, он ушел в подполье, чтобы продолжать борьбу, после того как были уничтожены многие подпольные организации сопротивления. А главное, африканеров бесит то, что Фишер, несмотря на все разговоры по этому поводу, вовсе не еврей, он принадлежит к одному из самых известных семейств буров. Дед его был министром в правительстве Оранжевого Свободного Государства. Для них это ужасно: если сами африканеры становятся коммунистами, чем же все это кончится?[10]

Энтони провожает меня до отеля. На улицах пустынно, ни души и очень мало машин, лишь сторожа-африканцы с огромными дубинками в руках охраняют двери домов, пытаясь согреться у самодельных жаровен. Я замечаю, что в ночном Йоханнесбурге нет полицейских постов.

— Во-первых, — объясняет Энтони, — на ночь в Йоханнесбурге остаются только белые, зачем же посты?

Да и потом три четверти полицейских из четырех тысяч, которые насчитываются в стране, заняты политической слежкой. Наверное поэтому в Йоханнесбурге совершается больше краж и преступлений, чем в любом другом городе мира. На прошлой неделе в моем квартале убили пятерых людей. Зато в Совете или Александре каждую ночь облавы: три месяца назад в целях «оздоровления Йоханнесбурга» за одну только ночь было арестовано семнадцать тысяч африканцев. Полиции помогали тысячи вооруженных белых граждан. Три четверти африканцев осудили за ничтожную провинность: обычная история — нет пропуска.

Энтони повторяет то, что уже рассказывал мне коридорный в отеле. После принятия закона «об одной служанке», более полумиллиона слуг должны были покинуть комнаты, которые они занимали у своих хозяев, и каждый вечер отправляться в локации[11].

Это совершенно невыносимо: пригородные поезда и без того перегружены, а теперь еще этот наплыв пассажиров… Прислугу расселили в казармах для так называемых «несемейных», они живут в чудовищной тесноте. Так что все это только предлог, на деле же власти хотели, чтобы на ночь в городе оставались одни только белые. Боятся африканцев.

Воскресенье в Южной Африке. Город кажется мертвым. Делать абсолютно нечего. Магазины, бары, рестораны — все закрыто. Спектакли по случаю воскресенья тоже запрещены.

Энтони и его молодая жена заехали за мной и пригласили провести этот день с ними, они рассказывают, что большинство верующих в Южной Африке принадлежит к голландским реформатским церквам. У одной из них, Nederduits Gereformeerde Кегк, насчитывается около двух миллионов приверженцев, причем более миллиона — белые, остальные — метисы и африканцы.

— Могущество этой церкви беспредельно, — говорит Энтони. — Влияние ее подобно тому, которое оказывала католическая церковь в средневековой Испании. Именно она дала обоснование апартхейду с религиозной точки зрения: негры — дети Ханаана, на которых лежит проклятие. А африканер — сын господа бога, сын расы избранников.