Африка африканеров - [9]

— Надо уезжать, — говорит Пат. — А жаль, это прекрасная страна, и мы родились здесь. — Потом спрашивает меня: — А как было в Алжире? Европейцы и евреи остались там после завоевания независимости?

Я отвечаю, что это зависело от их поведения во время освободительной войны. Я знала евреев, которые сидели в тюрьме за помощь Фронту национального освобождения. Они остались в Алжире. Пат говорит, что здесь такого не может быть. Теперь уже слишком поздно, белые не смогут тут остаться. Слишком поздно, и ничего нельзя изменить. А если начнется война, то это будет безжалостная, расовая война.

Поль учится в университете Йоханнесбурга, который обычно называют ВИТС (Витватерсрандский университет). Там преподают на английском языке, а в Претории, расположенной в ста пятидесяти километрах отсюда, занятия ведутся на африкаанс. Поль рассказывает, что власти считают ВИТС, так же как и английские университеты в Кейптауне и Питермарицбурге, рассадниками революционной пропаганды, возможно потому, что студенты там почти все состоят в НЮСАС — Национальном союзе южно-африканских студентов (National Union of South African Students) организации, которая борется в университетах против апартхейда.

Он объясняет, что с принятием в 1953 г. Закона об образовании для банту — расистского закона, передавшего дело образования африканцев в ведение министерства по делам туземцев, в университетах стала проводиться строгая сегрегация (а между тем университеты в Южной Африке наделены автономией и живут по своим законам). Так что теперь, за исключением редких случаев, в больших университетах обучаются только белые.

Так как единственный университет для индийцев расположен в Натале, в Витватерсрандском университете продолжают обучаться несколько индийских студентов.

Но вряд ли они смогут учиться здесь дальше, — говорит в заключение Поль. Он предлагает встретиться с одним из его друзей в клубе на медицинском факультете.

ВИТС, огромный комплекс современных зданий, окруженный садами и спортивными площадками, мало похож на наши бедные университеты. Роскошь там неслыханная. Многие студенты приезжают на спортивных автомобилях, девушки очень элегантно одеты. Пат говорит, что главная их цель — найти здесь себе мужа.

Постоянно открыты два банка, плавательные бассейны (с неизменными табличками «Только для белых») и множество кафе.

Клуб медицинского факультета представляет собой длинную комнату, похожую на английский бар. Около двадцати юношей в белых халатах развалились в креслах: одни играют в бридж, другие в покер, потягивая с унылым видом пиво и бренди.

Друг Поля сидит в углу один. Никто с ним не разговаривает. Его темная кожа и необычайно тонкие черты лица свидетельствуют о его индийском происхождении. Мы садимся рядом с ним. Па нас тут же устремляются враждебные взгляды.

Я слушаю разговоры вокруг. Говорят о вечеринке, которая состоится сегодня у одного из студентов, он живет в Парк-Норт (просьба захватить купальники: вода в бассейне подогревается), об экскурсии на маленький островок у берегов Мозамбика, там великолепная подводная охота, и о путешествиях в Англию или США. Пи слова о политике или хотя бы студенческом профсоюзном движении.

Поль представил меня, сказав, что я из Сорбонны. Тут же послышались насмешки:

— Так вы из французских революционеров? Что ж, можете порассказать у себя, что южно-африканские студенты не такие уж скверные, как о них говорят. Ну разумеется, мы не бог весть что делаем. Но в конце концов, мы же белые.

Парень, который произнес эту тираду, отнюдь не шутит. Сомнений нет, это провокация.

Спрашиваю, почему он так агрессивен.

— Ах, да все вы одинаковы, — говорит он в ответ. — Все, кто приезжает из Европы, против нас. Вернетесь 26 к себе и начнете рассказывать, что мы истязаем черных, что они подыхают на улицах, в то время как мы утопаем в роскоши и предаемся порокам.

Приятели аплодируют ему. Тогда я предлагаю поговорить всерьез.

— Не стоит, — отвечает он скорбным тоном. — Весь, мир против нас.

Гулан, индийский юноша, поднимается и говорит, что, нам лучше уйти.

Мы прогуливаемся по территории университета, проходим мимо спортивной площадки, где две команды, оспаривают первенство в футбольном матче.

— Давайте сядем на траву и поболтаем, а заодно и матч посмотрим.

— Нельзя, — говорит Гулан, — С этого года апартхейд распространяется и на спорт, и на спектакли тоже Уже давно люди разных национальностей не могут вместе участвовать в соревнованиях, а теперь они даже и смотреть на них вместе не имеют права. Вам можно смотреть матч, а мне — нет. Мне разрешается посещать, площадку, отведенную для африканцев.

И тут я замечаю нескольких африканцев, сидящих, на барьерах стадиона.

— A-а, это университетская прислуга — объясняет Пат. — Все делают вид, будто не замечают их. Но если, бы явилась полиция, то могла бы арестовать и африканцев, и тех, кто пустил их.

Вечером перед нами возникает все та же проблема. Мы собирались поужинать в ресторане. Но если мы вы берем ресторан для белых, Гулан не сможет с нами пойти, а если мы вместе с ним отправимся в индийский, ресторан, то тогда мы нарушим закон. Я за то, чтобы, пойти в индийский ресторан, каковы бы НИ были последствия.