Афорист - [33]

Рослая, сильная, словно жеребёнок, стуча пятками (Семивёрстов сам всегда, когда босой, стучит пятками) ворвалась в коридорчик, припала к кувшину с квасом, словно пчела к цветку.

«Шляпа! Питья, как всегда, не взяла с собой в море!»

Семивёрстов смотрел на дочь из полумрака хаты и не знал, как отозваться. Не мог придумать, как обнаружить себя.

Ну, конечно, он кашлянул. Ва поперхнулась. Резко поворотилась. Лицо у неё вытянулось.

— А я думал, ты сдаёшь экзамены, — как можно спокойнее проговорил Семивёрстов.

— Папка! Ты приехал?!

— Для тебя неожиданность!

— Я всё равно рада!

— Охотно верю. Но почему ты не дома?

— Я тут готовлюсь. Два уже сдала. Остался последний. В городе тошно. Душно. А здесь что надо.

На пороге появился парень. Бьющее ему в спину солнце не позволило сразу разглядеть гостя Ва.

— А это кто такой?

— Мой друг. Познакомься.

Парень вошёл. И когда очутился около Ва, Семивёрстов испытал нечто сходное с раздражением. Друг был ниже её ростом. Смуглый, тонкий, со слегка изогнутыми ногами.

— Вовс! — отрекомендовался тот с нарочитой небрежностью.

— И что ты тут забыл, Вовс? — с неожиданным для себя недружелюбием спросил Семивёрстов.

— Это я его привезла, — испугалась отцовского тона Ва, — мы вместе поступаем.

Она хорошо знала, как может повернуться дело. И потому забеспокоилась.

— Ты меня хотела обмануть?

— С чего ты взял, папа?

— Ты не к экзамену здесь готовишься, а к…

— Мы тут оба готовимся. Он мне математику помог. А я ему — английский.

— Что без его помощи ты бы не обошлась?

— Возможно.

— Значит, мы должники?

— Ну что вы, что вы! — обрёл дар речи подрастерявшийся от такого приёма парень. — Я сделал это бесплатно.

— Зачем ты так, папа!?

— Я говорю так, как счёл нужным.

— Но ведь ты не прав, папа! Ты делаешь мне больно! — сквозь слёзы прошептала Ва.

Эти проклюнувшиеся слёзы доконали Семивёрстова:

— Даю тебе двадцать минут на сборы. А с тобой, Ва, я разберусь чуть позже.

Семивёрстов вышел. И, переступив низкий штакетник, очутился в соседнем дворе.

Там у летней кухни маялся наготове Терентий.

— Что ж ты, старый, позволяешь такому твориться, а?! — набросился Семивёрстов на соседа.

— Ни здрасте вам, ни привету, а сразу ругаться! — засуетился Терентий.

— Ты должен был сразу же дать мне знать, что тут делается. Мы же уговорились.

— А что такого! Ничего особенного.

— Ничего!? — затрясло Семивёрстова. — Около моего ребёнка крутится какой–то абориген, а ты ещё потрафляешь этому. Лодку дал, дом открыл.

— Она ж не чужая тут. Приехала. Гостеприимство. По всему, влюблённая пара.

— Ты что несёшь, старый! Что глаголешь! А если бы это была твоя внучка?!

— Хватит с меня дочки! — тут же нашёлся Терентий.

А Семивёрстов осёкся:

«Выходит, знает про его, Семивёрстова, роман с молодой соседкой…»

Семивёрстов как–то приехал сюда в одиночку. А она зашла. Муж как раз был на переподготовке. Ну и заварился кофе. Две недели кайфовали.

— А где теперь Настя? — спросил Семивёрстов.

— На Урале. Вторично в замуже. Первого она отшила–отбрила.

— Так, значит!

— Небойсь! Она у меня чёткая. Не пропадёт. С большим секретом деваха, — с весёлой уверенностью говорил Терентий.

В этот момент из домика вышел Вовс: в голубых шортах с рюкзаком на руке.

— Уезжает! Вижу, погнал ты жениха, — сощурился Терентий. — Не дал ты ему передохнуть с дороги.

— Не бубни, старый!

— Они ж тока утром как приехали. Сразу в море ушли. А тут как раз ты. Сырпрюзом заявился и всё поломал.

— Утром, говоришь?! — Семивёрстов почувствовал облегчение, как в тот, первый раз. Тоже с утра надъехали. После первого экзамента. Тогда для меня сигарет привезли и шампанского вина.

— Вот зараза! — воскликнул Семивёрстов. — Выпорю! Ремня дам!

— Взрослая она у тебя. А потом — за что? Нету за что так воспитывать!

— Замолкни! Песталоцци! — дёрнулся Семивёрстов. — Знаю, каковы плоды твоего воспитания.

— А за что тогда ты так приветствовал мою Настю, если я её плохо воспитал?!

— Ладно! Извини! Не совсем я тут прав! Но ведь дочка…

— Хорошая у тебя дочка! Чего ты? И он — парень скромный. У меня ночевал тогда все две ночи.

— И ты веришь косоглазым, старый?! Они же все рабовладельцы. Для них белая женщина — только товар.

— Что ты, что ты! — возразил Терентий. — Он парень хороший. Я знаю таких.

— Эй, ты, фрукт! — окликнул Вовса Семивёрстов. — А лодку что, я за тебя на место должен вытаскивать?

— Ничего, не лопнешь! — ответил парень, однако на калитке задержался.

— Ну что, видишь, как отвечает. Если бы он любил Ва, разве бы посмел так со мной разговаривать!

— Он слышал, как ты про рабовладельцев выражался, и обиделся.

— Если бы хотел породниться, проглотил бы обиду, — и заорал Вовсу: — Пока лодку не поставишь на место, не смей и шагу ступить!

— О, боже! — пробормотал Вовс. — Ну что тут делать!

Губы его побелели. Он оставался ещё в калитке, когда Семивёрстов сорвался, перешагнул заборчик и навис над ним, как обвал.

— Папка! — выскочила из домика Ва. — Стой! Ну, как тебе не стыдно!

— А ты поганка, — оглянулся на крик Семивёрстов, — и ты против отца?!

— Я не против отца, а против того, что ты делаешь.

— Не скандальте, Валя, — подскочил Терентий, — Он психует. В нём ревность взыграла.