Афорист - [12]

Хозяин тут же остановил агрегат. Пошарил в шкафу и, найдя пачку чая, заварил его целую ложку на стакан.

«Чифирь разрушает сердце не меньше кофея!» — промурчал Винодел.

Хозяин замер. И разделил стакан надвое.

«И эта доза крепка. Сам ведь знаешь!»

— А ты чего тут околачиваешься, бездельник? Недавно ведь завтракал.

«Я завтракаю у тебя, когда добрые люди обедают».

— Где–то у меня тут колбаска завалялась. Ага! Вот. Лопай, шалопай!

«Такую колбасу и собака жрать не станет. А он мне подсовывает, как будто деликатес какой–то! Эх, жизнь! И угораздило же мне так попасть… А что делать! Голь перекатная. От гонорара до гонорара. Концы с концами никогда не сходится. Нищета такая, что даже мышам тут делать нечего!»

— Ну, ничего, проголодаешься, поумнеешь.

«Иной на моём месте давно бы всё бросил, ушёл, куда глаза глядят. Не могу. Чувство долга не позволяет мне с тобой так поступить. Пропадёшь без надзора. Иной раз таких опасных баб приводишь… Не будь меня рядом, какая–нибудь наверняка захомутала бы его. И тогда прости, прощай призвание. А кто отвечай? С него тоже, конечно, спрос будет. Но и меня по спинке, по головке, за ушами… не погладят. Эх, жизнь!»

— Давно бы так! А то принюхивается, аристократ несчастный! Избаловал я тебя.

«Господи! Да чем таким ты меня так балуешь? Раз в год перепадёт кусочек рыбки. Да и то солёной, а ещё и в маринаде. Проглотишь, а потом неделю желудочным катаром страдаешь».

Приехало коммерческое телевидение, называемое в народе «Черномурка».

Спрашивают, у кого из аборигенов лучше всего было бы взять интервью. Все, конечно, в один голос Муста гукнули.

И суровый, непримиримый поборник незаёмности вышел на встречу в европейском костюме. Более того, влез на арбу с сеном. Проехал на ней (не один раз) перед телекамерами. После чего, спустившись на грешную землю, отряхнув с фрака остюки, позировал там и так, где и как, и сколько требовали. В конце концов, ему дали микрофон. Вещал он долго и о многом. А когда показывали, то очевидцы с удивлением отметили, что говорил заступник слишком мало и совсем не то, что записывали.

На что Пиза изрек: «Перед камерой совсем не то, что вне камеры!»

— Ты бы хотел, чтобы все мы против солдат с голыми руками пошли?

— Да, брат! Во мне выросло лютое сердце. Я был ребёнок. У меня отец на фронте погиб за всех. Но я подчёркиваю: за них — потому что их больше, чем нас, в тысячи раз.

— Ты рассуждаешь, как самоубийца. Если последовать твоим призывам, нас останется ещё меньше.

— Не те времена. Международная общественность. Гаагский суд. НАТО в конце концов. Силы, которые не позволят им с нами расправиться. Мы останемся безнаказанными.

— Не вижу причин так напрягаться. Да и ни при чём тут все эти люди. Не они нас высылали. Да и высылали не за то, за что твой отец погиб, а за другое.

— За что же? Не бойся, говори!

— Были среди аборигенов пособники оккупантам.

— И среди иных тоже были такие.

— Но самый высокий процент был наш!

— Относительно нашей численности и только. Почему не выяснили по каждому случаю? Ведь имелись органы, которым вполне по плечу было разобраться, кто есть кто, и наказать только виноватых. Зачем они всех–то?!

— Режим был бесчеловечный.

— Не в режиме только дело. Подвернулся случай убрать нас всех отсюда. И при молчаливом согласии большинства населения нас и упаковали в «телятники». Для тысяч твоих соплеменников вагоны эти стали братскими гробами.

— Но мы ведь вернулись. Всё изменилось, Муст!

— Чтоб ты сегодня так вот говорил, я отсидел большую половину из того, что ты прожил, Вовс! Так что далеко не все. Многие остались в пустыне и за колючей проволокой.

— Ты всё о прошлом, а я думаю о будущем. И боюсь, если мы начнём, мы проиграем. И нас выселят, но уже навсегда, на тот свет.

— В молодости мне тоже казалось, что потеряли родину навсегда. Казалось. И всё равно я боролся. Как смертник. Придётся и тебе побороться.

— Хватит того, что ты полжизни потерял.

— Не потерял, а посвятил. Бог требует, скелеты предков вопиют: отмсти! И ты это сделаешь! Иначе не будет смысла в бытии нашем. И потомки не поймут и не простят нас.

— Если будут у нас они, потомки!

Выходишь из дому, а из подворотни, словно дешёвые шлюхи набрасываются на тебя: инфляция, безработица, стагнация… Втелющев на митинге

Чего вы хотите?! Я такой и другим стать не смогу, потому что у меня и социализма общая родина! Втелющев, газетная статья.

Родину отнять можно. Нельзя лишить Родины! Гений.

Афоризм — самое короткое стихотворение. Афорист — прежде всего поэт. Автор.

— Терпеть не мог расплавленного асфальта: липнет, воняет, — первое, что сказал Максимильянц, войдя в опорный пункт милиции.

— Ещё один философ, — констатировал изнывающий от жары дежурный.

— А теперь я готов целовать этот асфальт, — продолжал Максимильянц.

— Откуда ты взялся такой? — спросил дежурный.

Максимильянц ткнул пальцем в небо:

— Откуда не возвращаются.

Выбранные места из магнитофонного протокола по «Делу о похищении трёх бичей с целью их эксплуатации на Цикадийской яйле в качестве чабанов с такого–то числа апреля по такое–то число августа такого–то года». Записи эти были переданы автору его двоюродным братом, ведшим расследование этого преступления.