Афера. Роман о мобильных махинациях - [72]

– Нет, Костя, об этом и речи быть не может, – наотрез отказался Картье. – Во-первых, тебе точно хватит, ты завтра будешь никакой, придется тебя отпаивать рассолом, которого в Барселоне, уверен, нет, а во-вторых, – и он выразительно поглядел на часы, играя уже не столько для этой несчастной и пьяной жертвы своей, сколько для себя самого, – во-вторых, я реально опаздываю, мне в Москву надо, рабочими вопросами заниматься! Так что давай я тебя провожу к Лене, попрошу ее сильно тебя не гнобить и в твое похмельное злое утро быть добрее к тебе. Давай так? Пойдем-ка!

Картье подхватил мало что понимающего Штукина под локоть и устремился с ним к лифту. Из кармана штукинских брюк выпал телефон. Картье его подобрал и сунул в свой карман. В это самое время Лена, прекрасно слышавшая весь разговор, очень бледная, наконец с облегчением вздохнула и села на корточки, обхватила руками голову, запричитала:

– Господи, сделай все по-своему, сделай все, как я хочу, чтобы было так, как должно быть. Я не знаю, что мне делать. Я с мужем уже столько лет живу, а любовника своего совсем не знаю, но мужа не люблю, а любовника очень люблю и хочу быть с ним, хотя и понимаю, Господи, что это кот в мешке и только ты знаешь, что у него в голове на самом деле. Сделай, Господи, все за меня, на тебя одного уповаю, на тебя надеюсь, что не оставишь рабу твою грешную Елену сидеть у разбитого корыта и думать об упущенных возможностях. Оставь мне, кого сам хочешь. – Лена красиво подняла голову, посмотрела на потолок. – Но, может, лучше все-таки не мужа? – неуверенно закончила она.

…В пустом номере Штукин затосковал и принялся изливать перед Картье душу, рассказывать, какой он на самом деле хороший, а Лена этого не ценит и у них в последнее время частые ссоры по ее инициативе:

– Куда-то все ушло у нее, Витька. Все чувства ко мне кончились. Мы с ней не спали знаешь сколько? Год! Вот где она, спрашивается, в такое время? Где?!

– Послушай, но ведь я недавно к тебе заходил, и все было хорошо, – разыграл недоумение Виктор. – Ты был чуть-чуть в полотенце, на эмоциональном подъеме, меня послал куда подальше и удалился полный посторгазменного величия. Или мне глазам своим не верить?

Штукин снова всхлипнул. Картье с отвращением подумал, что тот, чего доброго, зальется сейчас пьяными слезами, а такие манеры трезвому Картье претили. Он не больно-то приветствовал все эти «задушевные разговоры корешей» и никогда не принимал в них участия. Не любил пьяных откровений, считая, что в каждом человеке есть вещи, предназначенные только для «внутреннего употребления», и окружающим о них лучше не знать. К счастью, Костя сдержался:

– Нет-нет, все не так, как ты думаешь. Я выдавал желаемое за действительное. Она, грубо выражаясь, не дает мне.

– Вот как? – заботливо наморщил лоб Картье. – Что, совсем никакого секса целый год? Я думал это ты так оригинально шутишь. Старик, знаешь, я не большой специалист в бабьей психологии. У меня самого жена ушла к накачанному дебилу, который даже на тапки себе не в состоянии заработать, поэтому ходит в моих. Может, ты ее как-то обидел? Наверняка, – убежденно ответил Картье на свой же вопрос и продолжил: – Если женщина не хочет спать с тобой, с ее законным мужем, то на это у нее есть веские причины. Отсутствие внимания с твоей стороны, пренебрежение ее желаниями… Как-то так. Мы с тобой оба товарищи по несчастью. Хотя сравнить мою бывшую и твою Лену невозможно. У тебя настоящая женщина, а моя! Не дай-то бог никому такого счастья. Хотя, у меня, конечно, очень предвзятое к ней отношение, к моей бывшей…

– Настоящая женщина? – с вызовом бросил Картье. – А где она сейчас? Вещи все на месте… Под кровать она залезла, что ли? – И Штукин, было полез под кровать.

Картье перехватил его, как следует встряхнул за плечи:

– Костя, да брось ты! Нет ее там! Вернулась небось к подруге своей, она мне про какую-то подругу все толковала, и сидят там, бабьи разговорчики ведут, а скорее всего спят давным-давно. Время-то! Уже рассвет, а мы тут все ерундой маемся. Я на самолет точно опоздал!

– Виктор, не надо тебе на самолет, самолет подождет. Знаешь, ты мой самый лучший друг, я тебе верю, как самому себе. Вот ей-богу! Я, конечно, был несправедлив, пожадничал. Но ты же понимаешь… Все эти чертовы деньги, все из-за них. Но изволь. – Штукин пристально посмотрел Виктору в глаза, и тот увидел, что взгляд у его босса трезвый, осмысленный и цепкий. – Витя, ты прав совершенно, ты себе долю заработал, и я готов ее оформить в виде отдельной бизнес-единицы, где ты станешь учредителем. То есть я выплачу тебе процент с заработанного тобою для меня, и на эти деньги ты откроешь бизнес. Свой собственный бизнес. В свой я тебя, уж прости, пустить не смогу, но мое предложение вроде не из последних. Как тебе такой вариант? Да, чуть не забыл, у меня ты, если не возражаешь, останешься исполнять свои прежние обязанности, я, видишь ли, не в силах отказаться от столь ценного сотрудника. По-настоящему ценного, Витя. Ты молодец, я тобой горжусь, – с чувством и чуть пафосно закончил Штукин.

– Спасибо на добром слове, Костя, – растроганно (кто его поймет: в самом деле или придуриваясь) поблагодарил его Картье, но тут же натянул вожжи: – Однако, Костя, гордость вместе со «спасибо» на хлеб не намажешь. Ты уж прости меня, старого циника, но ты прилично датый сейчас, а завтра проснешься и о словах своих не вспомнишь. Поэтому давай-ка я пойду к себе, что ли, раз уж на самолет не поспел, а ты спи. Завтра буду тебя лечить пивом. Если вдруг случится такое чудо и я встречу Лену, мало ли, я с ней поговорю и скажу, что ты нажрался из-за ваших разногласий и бессилья что-то исправить. Знаешь, Костя, дорогой, этот процесс исправления должен происходить взаимно, быть двухсторонним. Может, она меня послушает. Спи. Как проснешься – набери меня.