Адвокат с Лычаковской - [9]
— У кого?
— Товарища, — охотно объяснил извозчик. — У нас так батяры говорят — кумпель. Раз едете на Лычаковскую, наслушаетесь еще. А о происшествии с моим кумплем газета «Курьер Львовский»[22] потом писала: в коляске сидели пан инженер из Лодзи, его пани инженерова и двое деточек, девочки восьми и шести лет. Еле спасли тогда, отделались испугом, хотя и очень сильным. Пан инженер сам бы простил, женины переживания тоже не сильно заботили. Детей напугали до полусмерти, младшая дивчинка вообще упала в обморок. Словом, заплатил бы мой кумпель большой штраф. Позже говорил: думал уже, как и за сколько продаст лошадь с упряжью, больше нет где денег раздобыть. Слава Богу, нашелся пан Геник, выкрутил из передряги.
— Кто такой?
— Адвокат.
— Ану-ну! — заинтересовался Клим. — Адвокат, говоришь?
— Тоже мне — невидаль! Этого добра в нашем Львове даже многовато, как для одного города. Уже не уживутся между собой. Кто ловчее — тот имеет деньги. Дороговато, скажу я вам, дерут с простых людей. У вас так же?
— Всяко. Чем это кончилось? У твоего… этого самого… кумпеля деньги, как я понимаю, не водятся?
— Зато магистрат наш имеет грязные деньги с того трамвая! — сказав так, Захар Гнатишин распрямил спину, расправил плечи, выкатил грудь и теперь сидел на козлах с видом победителя. — Спросите, пане, к чему тут магистрат? А я вам скажу! Тот пан адвокат, который постучал в квартиру моего товарища, пришел туда сам. С газетой в руке, за то число, где описывали досадное происшествие. Еще и рисунок добавили, на нем коллега нарисован с перекошенным лицом. Смешно, только же не ему хохотать. Так вот, пан адвокат его разыскал и говорит: кобыла ваша, шановний, рванула с места и понесла, потому что перепугалась, заслышав грохот электрического трамвая. Еще и увидела, как из-под колес вырвался сноп огня. То что, скажете, кобыла в этом виновата? Или, не дай Бог, ее владелец, извозчик с многолетним опытом, которого все коллеги знают с лучшей стороны? Отнюдь! Виноват трамвай! И не человек, который им управляет, с него нечего взять, наемный работник. Ущерб пострадавшему пану инженеру нанес магистрат. В тот же день, когда начал ходатайствовать в Имперском министерстве транспорта о разрешении распрягать лошадей и переводить трамвай во Львове на электрическую тягу! Так! От президента города и надо требовать деньги за нанесенный людям ущерб!
— И вышло?
— Чего бы то ни вышло? Когда кумпель мне о том рассказал, я разозлился.
— На кого?
— На себя! В мою голову такое бы мало пришло! Потому потрясти президента города — это же святое дело, разве нет? Словом, через какое-то время приносит тот пан Геник моему коллеге свежее число той же самой газеты, "Курьер Львовский". Разворачивает и показывает. Там снова о нем написано, но уже без карикатуры. Гражданин такой-то добился, чтобы магистрат признали виновным в том, что семья пана инженера из Лодзи пережила неприятные моменты и понесла убытки. Потому что трамвай напугал кобылу, запряженную в дрожку, в которой они ехали по своим делам на именины к родственнику. Также возмещение надлежит владельцу кобылы и дрожки. Потому что тот понес не меньшие убытки. Знаете, что я еще вам скажу? Перед тем пришел к моему товарищу домой сам пан редактор "Курьера". Принес ему аж сто корон, только бы человек не слушал своего адвоката и не судился потом еще и с газетой за оскорбительный рисунок. Выиграл бы больше. Между прочим, пан адвокат, как о том узнал, очень гневался. Оказывается, таки собирался тряхнуть в суде еще и пана редактора, так хорошо дело пошло, решил не останавливаться.
Тут говорливый Захар Гнатишин поравнялся с экипажем, ехавшим той же улицей в противоположную сторону, и отвлекся, поздравив знакомого извозчика громким: "Сервус!", подняв при этом шляпу. В ответ услышал: «Честь!», и товарищи на козлах раскланялись друг с другом.
Пока длился короткий обмен любезностями, Клим заново прокрутил в голове услышанное.
За свою, пусть не такую уж большую, адвокатскую практику не мог припомнить случая, когда бы можно было действительно выиграть иск против городской власти или судиться с самим генерал-губернатором Киева. Более того — не находил ничего похожего в делах старших коллег. Кажется, ни один киевский адвокат не стал бы на такой заведомо проигрышный путь. Чего там — бери выше: в Харькове, Москве, самом Санкт-Петербурге такие процессы вряд ли возможны. Иначе газеты давно бы уже написали о подобных юридических прецедентах.
Похоже, тут, во Львове, действительно все иначе. Практиковать будет непросто. Хоть Кошевой и не надеялся, что пойдет легко, но теперь пришло окончательное понимание: сколько бы времени он в городе не задержался, долго или коротко, придется привыкать к новым правилам. Чтобы хоть заново учиться не отправили. Потому придется, как не то, мести улицы. Или хотя бы податься в извозчики. Захар как украинец может составить протекцию.
Между тем, тот повел дальше, явно взнуздав любимого конька:
— Итак, шановний пане, подобных случаев у нас хватает.
— Исков к магистрату?
— Напуганных лошадей! И если б то только лошадей! Пока не проложили колеи, город спало тихо. Пригород и сейчас не жалуется. А вот там, где живут состоятельные люди, покоя нет. Трамваи начинают ходить рано, грохочут и звенят. Зимой еще можно плотно закрыть окна, да и то не всегда помогает. А когда лето и так печет, чего за Львовом вообще-то не водится, потому что дожди для этого времени года тут нормальны… Словом, трамваи мешают спать. Панство же у нас такое, как и у вас, и кругом, — любит долго понежиться в кроватях. Для них утро поздно начинается. А тут — грохот под окнами каждый день, словно на железной дороге товарные вагоны грузят! Кому понравится? Мало кому. Особенно застройщикам и владельцам доходных домов.
