Адрес личного счастья - [82]
— Мне, значит, так… — Он небрежно бросил на тарелочку для денег пять рублей, но вдруг сильно дернул другой рукой, где была у него отсчитана мелочь, которая звонко рассыпалась по прилавку, а несколько монет упали вниз, как раз в ящички, где продавщица держала деньги — отдельно крупные, отдельно мелочь по достоинству: медяки, серебро и т. д.
— Ну? — спокойно-зловеще спросила продавщица и выразительно посмотрела на нас с Игорем, предположив: — Сейчас скажет, что у него там было девяносто копеек! А как я теперь проверю?
— Не девяносто! — резко возразил покупатель. — Совсем не девяносто, а ровно семьдесят. Как раз чтоб без сдачи! То есть чтоб рубль было сдачи — ровно. Между прочим, вот тут лежит пятьдесят шесть, значит, вам туда упало как раз, значит, четырнадцать копеек. Товарищи могут подтвердить! — Он взглянул на нас, наверное, даже слишком остро, почему я от неуверенности сразу кивнул ему, еще не сообразив, что к чему, но Игорь тут же положил пятнадцать копеек на прилавок и решительно заявил:
— Давайте отпускайте. Не о чем спорить. Время дороже.
Но человек тут же отстранился и, решительно отодвинув его пятнадцать копеек, гневно ответил:
— Подачек не надо! Зачем вы так… унижаете меня? У меня что… достоинства нет?.. А у вас, извините, оно есть?.. Я как раз дал мелочь, чтоб мне был рубль сдачи. Чтоб как раз время и сэкономить.
— На, иди!
Продавщица поставила ему бутылку и положила рубль сдачи. Но покупатель только глянул на бумажку, Как тут же с каменным спокойствием произнес:
— Этот рубль я не возьму. Он порван, и у меня его не примут. — Для наглядности покупатель поднял бумажку за краешек, как раз так, чтоб было видно, что он действительно надорван. — У меня его просто не возьмут, и все! — Демонстративно и брезгливо он положил рубль обратно.
Очередь собралась сзади уже человек шесть или даже восемь, стала проявлять нетерпение.
— Да отпускайте уже! Сколько можно стоять? Если с каждым разговаривать, так тут и магазин закроется! — раздались голоса.
Продавщица ответила сразу всем:
— А что я могу сделать, если вот он такой, а?.. Что это не деньги, да?.. У всех примут, а у него, видите ли, не примут!
Ворчание усилилось, где-то, чувствовалось, закипает уже серьезный людской гнев, что мгновенно продавщица оценила и, бросив на тарелочку на сей раз металлический рубль, гневно провозгласила:
— Вот сразу видно, что такой ты и есть человек, что у тебя не примут! Так тебе и надо!
Старичок взъерошился, сделал даже несколько коротких вдохов, не в силах продохнуть от негодования, затем вымолвил:
— Да откуда… да откуда вам знать, какой я человек… — Он взял рубль, и вдруг у него просто вырвалось, видимо от отчаяния, а получилось — как бы даже с юмором: — Да, может, я еще в сто раз хуже… чем вы думаете!..
И с достоинством он удалился, унося законную свою добычу и рубль.
Вот вам и город!.. Тут, ей-богу, и ума не приложишь: ну чем же он привлекает?
Разумеется, сельская идиллия да романтические пейзажи — не главные приметы сегодняшнего дня, но замечу здесь же, что и закатные краски не оставят тебя равнодушным, и уж непременно снизойдет этакая блаженная грусть на душу, особенно когда солнце садится в тучу, предвещая ночной дождь. И повернется внутри тебя этакая сладкая боль, где-то там что-то дрогнет, толкнется вдруг в каких-то самых тайных глубинах твоего «эго» или там «суперэго» (как психологи его называют?!), возникают, значит, будто сами собой, тихие, но очень коварные строчки, поскольку они еще никогда и никем не были написаны. Например, такие: «Наконец вам сегодня признаюсь, а то мне ведь все недосуг…»
Может, это как раз то, о чем спрашивал Федор: «Стихи, что ли?..»
Не знаю. Но на всякий случай я стараюсь вести себя так, чтоб никто ничего не заметил.
Всем ведь бывает грустно, правда?..
И вот — взгляд на фотографию № 6. Сразу стихли идиллические свирели, резко вступает барабан и труба — боевой клич. Все напряжено и накалено до предела, собранность максимальная, вот-вот прозвучит команда «вперед!». Кажется, вдали уже ухает артиллерия… Стоп! Это не артиллерия… Не надо преувеличивать. Просто дальний гром, а на небе, рыхлом и влажном, — низкие тревожные тучи… сверкают зловещие зарницы, вспыхивают изломанные молнии. Девушка Наташа — в фотоателье. На ней доспехи легкого национального костюма: вышитая блузочка, юбка, ленты… У нее правильные черты округлого лица, на голове сложный венок из цветов, рот приоткрыт — ровные здоровые зубы… Она смотрит прямо в объектив и хочет большого человеческого счастья.
Игорь! Благодари бога, что у тебя жена Виктория!
Судьба девушки Наташи сложилась неладно. Муж оказался «мерзавец», потому что зарабатывал весьма заурядно, а все остальное… в общем, не будем раскапывать. Она его оставила, выдержав только год совместной жизни, уехала в деревню и передала ребенка на попечение матери, сама вернулась. Работает сейчас бухгалтером в конторе. Бывает у Игоря, я ее несколько раз встречал. Внешне она «ничего», как говорят в обиходе, но взгляд такой же тяжелый, как на фотографии № 6. Позавчера я ее встретил в автобусе, хотел было поздороваться, но она отвернулась, и, таким образом, мы «не узнали» друг друга. Подумаешь!.. Я ей «не подхожу». Ну и что? Мало ли кто кому не подходит! Здороваться надо.
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».