Адония - [11]

Филипп уступил ключ, ещё раз поклонился и вышел вслед за направившимся к двери патером.

— Мосий — своего рода начальник охраны, — шепнул он Люпусу, когда они сидели за обеденным столом.

— Это очевидно, — кивнул ему Люпус. — А вот что он скрывает — сможешь ли уловить?

— Мне кажется, — Филипп уставил задумчивый взгляд в пространство, — он волк-одиночка. И охраняет он ребе лишь до той поры, пока не сожрет и самого ребе, и его деньги.

— Точно! — не без удовольствия посмотрел на него патер. — Кто такой ребе? Трудится. Кормит семью. Помогает родственникам и друзьям. Молится, ест, спит. А вот Мосий — тот крови не забоится. Наш человек.

— Хорошо бы его как-то задеть, — с хищным азартом улыбнулся Филипп, — увидеть, насколько зол и до какой степени сдержан.

— Да, интересно, — едва заметно улыбнулся довольный учитель.

Они быстро отобедали и, не выжидая завершения оговорённого часа, позвали мальчика-служку отвести их к хозяину дома.

— Ещё минутку, пожалуйста, — сказал им ребе, когда они вернулись в его кабинет, и продолжил что-то азартно обсуждать со своими помощниками на древнееврейском.

Люпус снова занял трон, а Филипп с равнодушно — отвлечённым лицом встал у стены.

Минутка затянулась на добрые полчаса. Наконец, перейдя на английский, ребе сказал:

— Мы обсудили дело. Собственно, я придумал его тому уже много лет. Вот только до сих пор у меня не было достаточно денег.

Люпус молчал, с демонстративной почтительность слушал.

— Я могу, — сидя за своим столом, широко развёл руки Ицхак, — гарантировать вам пятьдесят процентов. То есть, если вы предоставите два таких сундука, то через год я верну вам три.

— Я могу, — с той же интонацией произнёс Люпус, — предоставить четыре таких сундука. С тем, чтобы через год получить шесть. Но у меня есть условие.

— Разумеется, — вздохнув, качнул кипой ребе. — Я слушаю.

— На четыре сундука мне нужна ваша долговая расписка, а на те два, что составят предполагаемую прибыль, — ваш вексель для предъявления в финансовый дом Соломона из Любека.

Сказал — и кротко сложил руки на животе. На минуту воцарилась тишина, только с тем же надрывным гудом билась в потолок залетевшая в конторку синяя муха.

— Но! В таком случае… — вдруг воскликнул высоким и напряжённым голосом Мосий.

— Кто тебе сказал, что ты можешь говорить? — вдруг чётко и резко выговорил Филипп, и взгляд его заставил высокого сутуловатого хранителя денег захлебнуться и замолчать.

— Простите моему казначею его бестактность, — улыбнувшись, беспечно протянул Люпус. — Он ревнует к золоту, с которым расстался.

— Его замечание вполне уместно, — наклонив кипу, сказал ребе. — Мосий, запомни на будущее: когда двое говорят о важном, третий безмолвствует.

А затем невозмутимо договорил оборванную фразу, обращаясь уже Люпусу:

— В таком случае вы уже в ближайшие дни заберёте два сундука монет у Соломона.

Люпус молча кивнул. Ребе, не отводя от него глаз, произнёс:

— Я согласен.

Затем вытянул ящик стола, достал из него бланк векселя, но, прежде чем начать писать, что-то коротко сказал помощникам — на том самом, неразборчивом, секретном языке. Но первым ринулся выполнять его указание утративший вдруг отрешённость Филипп! Он быстро подошёл к сундуку, крепко взялся за скобу и, повернув лицо к Давиду и Мосию, сказал на древнееврейском:

— Никха на яхад![9]

Словно запнувшись, замер на месте Мосий. Растеряно посмотрел на отца Давид. И заметно побледнел за своим столом старый ребе Ицхак.

Филипп, как бы подбадривая, пару раз со звоном дёрнул скобу. Ребе кивнул. Давид и Мосий приблизились, ухватили скобы на втором торце сундука. Натужно выдохнув, носильщики подняли сундук и потащили к неприметным дверям в дальней стене кабинета ребе.

Ицхак сидел, сокрушённо качая головой. Наконец, не глядя на безмолвствующего на своём троне Люпуса, произнёс:

— В большие, наверное, деньги встал учитель древнееврейского? В глаза бы посмотреть бы этому иудею. — И, с усилием приподняв и опустив плечи, добавил: — Давно я не делал подобных ошибок.

Затем, глухо кашлянув, продолжил:

— Ну, если наша тайна перестала быть тайной, мне выгоднее самому рассказать о подробностях.

Люпус слегка подался вперёд и стал внимательно слушать.

— Мы обрушим суконный рынок, — сказал ребе. — Мы одним разом закупим громадную партию сукна в портовых складах и цейхгаузах. Затем рядом с каждым крупным продавцом сукна в каждом городе мы откроем свои суконные лавки. Молодых родственников и надёжных служек у меня хватит. Да, откроем. И станем продавать сукно по цене более низкой, чем у соседей. Продавцы вынуждены будут также снизить цену — и мы тут же снизим её ещё больше. Думается, несколько месяцев придётся торговать в полный убыток, покупая сукно в цейхгаузах за пять фунтов за штуку, а продавая за четыре, потом за три, а потом и за два. Вот на это пойдут ваши деньги, а также мои — сколько сумею собрать.

В это время в кабинет вернулись запыхавшиеся, с покрасневшими лицами носильщики. Филипп скромно занял своё место возле стены. Ицхак же продолжил:

— Когда во всех городах Англии цена на сукно упадёт до жалких пенсов, мы разом скупим его всё — за эти жалкие пенсы.