Адмирал Спиридов - [4]

Пять лет, проведенных юным моряком в практических плаваниях на Балтике, два года службы гардемарином на Волге (в Астрахани) и на Каспии были испытанием не из легких. И не только потому, что жизнь моряка на корабле в плаваниях проходила среди таких лишений, о каких не слыхивали на берегу. Появились иные трудности, намного усложнившие жизнь, делавшие ее невыносимой для многих.

Флот очутился в загоне.

Первые годы после смерти Петра на кораблях и в Адмиралтейств-коллегии еще действовали законы и правила, благодаря которым флот являлся безукоризненным механизмом, стройной организацией, реальной мощью; но все это, если сравнивать с механизмом, напоминало механизм, заведенный давным-давно, пока продолжавший действовать, однако, чем дольше, тем слабее.

Да так оно и было на самом деле. Прежде всего упала дисциплина, без чего флот не мог существовать как организация. Даже в кампанию 1725 года на Балтике, по свидетельству генерал-адмирала Ф. М. Апраксина, «мало не все (т. е. чуть ли не все. — Е. Ю.) корабли шли непорядочно и своему командиру (флагману) не следовали; даже в боевом строе некоторые капитаны шли не так, как по морскому искусству довлеет» (следует). Затем возникли финансовые затруднения. Дошло до того, что Апраксин был вынужден выдать Адмиралтейств-коллегии на всякие неотложные нужды 2000 рублей из своих личных средств.

Наконец, все вместе взятое привело к тому, что флот захирел и почти потерял боеспособность, о чем не преминул сообщить своему правительству шведский посланник в Санкт-Петербурге Цедеркрейц, отписав уже в ноябре 1728 года:

«...русский галерный флот, сравнительно с прежним, сильно уменьшился; корабельный же приходит в прямое разорение: старые корабли все гнилы, так что более четырех или пяти линейных кораблей вывести в море нельзя, а постройка новых ослабела. В адмиралтействах такое неосмотрение, что флот в три года нельзя привести в прежнее состояние, но об этом никто не думает...»

Понятно, что многие моряки стали покидать флот.

В таких условиях формировался и закалялся характер Спиридова. Наибольшие испытания выпали на его долю, как и на долю всех моряков-патриотов, оставшихся верными флотским традициям, в пору бироновщины, когда стечением обстоятельств у власти оказались случайные люди, проводники иностранных влияний, тормозившие все, что было начато и осталось незавершенным при Петре Первом.

Под знаком пренебрежения к флоту и печального «неосмотрения» прошли тридцатые годы. Только поэтому стало бременем для страны прекрасно задуманное, небывалое по масштабам географическое предприятие, вошедшее в историю под названием Великой Северной экспедиции. Стало бременем, хотя заслуги экспедиционных отрядов колоссальны: результатами плаваний, совершенных участниками экспедиции, были исследования Северного морского пути на всем протяжении от новоземельских проливов до выхода в Тихий океан и ряд важнейших открытий, в том числе открытие северо-западных берегов Америки. Именно из-за пренебрежения к флоту не нашло поддержки предложение, выдвинутое членом Адмиралтейств-коллегии адмиралом Сандерсом, об отправке тех отрядов экспедиции, которым были поручены исследования северной части Тихого океана, морем от самого Кронштадта. Сандерс, один из немногих оставшихся в то время на флоте соратников Петра Первого, по-настоящему заботился о воспитании нового поколения моряков, почему и предложил целиком морской маршрут для тихоокеанских отрядов экспедиции:

«...Прекрасный метод воспитания молодых морских офицеров, посылка их в такое плавание. Это упражнение в изучении моря и ветров в разных местностях земного шара, тщательное изучение компаса, муссонов и пассатов и всего, что нужно опытному мореплавателю; все это даст одна такая экспедиция, которая может вполне заменить десять маневров под Красной Горкой» (в Финском заливе).

Адмиралтейств-коллегия поддержала предложение Сандерса. Тогдашний президент ее контр-адмирал Н. Ф. Головин составил специальный доклад для Сената, в котором писал:

«...В будущую весну отправить отсюда в Камчатку чрез море два фрегата военные российские с ластовым судном, на которых положить всякого провианту в запас на год или больше по рассуждению...»

Таково было разумное предложение, отвергнутое Бироном, едва Адмиралтейств-коллегия доложила об этом временщику. Тем самым флот еще раз лишился возможности получить необходимый для его людей опыт дальнего плавания.

Отправленные по сухопутью через Сибирь до Охотска тихоокеанские отряды экспедиции во главе с Берингом и Чириковым претерпели ужасные лишения, прежде чем достигли берегов Охотского моря, откуда предстоял вояж на судах. Вдобавок эти суда еще надо было построить. В итоге на подготовку плавания ушло почти восемь лет вместо десяти месяцев, необходимых для похода морским путем из Кронштадта. К тому же экспедиция вызвала огромные затраты из-за долголетней подготовки ее и явилась бедствием для населения Сибири, которому пришлось взять на себя все расходы, связанные с подготовкой.

Вот к чему привело пренебрежение к флоту. Пример с Великой Северной экспедицией и, в частности, с тихоокеанскими отрядами ее был характерным, но не единственным. Ибо кучке проходимцев, забравших власть в свои руки, не было никакого дела ни до флота, ни до страны, которой они управляли. Все зависело от каприза и мнительности, а не от государственной целесообразности. Средства, положенные флоту, не отпускались по году и больше. Корабли гнили на приколе и не имели комплекта команд. Редкое плавание на Балтике, под боком у Адмиралтейств-коллегии, обходилось без досадных происшествий. Корпуса кораблей пропускали воду; команды, комплектовавшиеся перед самым выходом в море из незнавших матросского дела солдат, были так слабосильны и неопытны, что не могли даже выбрать якорей. Для того чтобы вступить под паруса, приходилось топорами рубить якорные канаты.