Адмирал Лазарев - [64]

Кадьян давно стремился попасть на корабль, уходящий в кругосветное плавание. Однажды Лазарев уже отказал ему в этом, отправляясь к Южному полюсу, но, шутя, пообещал взять его, если это произойдет еще раз. О том, что вскоре так и случится, Лазарев тогда не мог предположить. Узнав о подготовке к походу «Крейсера», Кадьян явился к Лазареву и напомнил о данном ему обещании. Делать было нечего, Михаил Петрович согласился, хотя для этого ему пришлось отказаться от назначения старшим лейтенантом на фрегате М. Д. Анненкова, испытанного в плавании вместе с ним на шлюпе «Мирный», поскольку Кадьян был старше по званию.

Поначалу он очень нравился Лазареву своей неутомимой требовательностью по службе к матросам, но настораживало его высокомерие и то, что лучшим разговором с матросом для него была зуботычина. А причиной этого явилось то, что Кадьян отличался от офицеров «Крейсера» в худшую сторону по всем показателям — от общего образования до умения управлять вахтой и астрономических наблюдений. Вот и решил он привлечь к себе внимание капитана корабля суровостью к подчиненным, до крайности утрируя требования дисциплины. К сожалению, Михаил Петрович не сразу обратил внимание на неприглядные стороны характера Кадьяна.

По воспоминаниям Завалишина, «трудно перечислить все мелочи, к которым он придирался, чтобы подвергать людей беспрестанно наказанию, между тем как все хорошее, что происходило в действительности от порядочности самой команды, усердия и знания офицеров, он приписывал себе и действиям строгости, уверяя постоянно в том Лазарева»^{236}.

В конце концов этот офицер так досадил команде своими придирками, что во время пребывания фрегата в Ситхе случилось событие в русском флоте почти немыслимое — бунт! И хорошо еще, что это произошло не в море, а на берегу. Хотя и в этом случае все могло закончиться трагедией и огромными неприятностями для Лазарева и всей команды.

А события развивались так. С первых дней пребывания в Ситхе команда «Крейсера» была занята на работах по обновлению внутренней и наружной окраски корабля, а заодно и выкуриванию крыс, для чего необходимо было полностью разгрузить судно и после завершения всех операций снова загрузить. В это время и случилось чрезвычайное происшествие, которое поколебало принципы Лазарева по руководству подчиненными, несмотря на то что поводом для этого явилось не его собственное поведение.

Неожиданно для Лазарева, по окончании этих работ ему впервые в своей службе пришлось столкнуться с ультиматумом, предъявленным командой. Своими непрекращающимися издевательствами Кадьян добился того, что стал ненавидим всеми на корабле. Одним словом, терпению матросов настал предел и они воспользовались обстоятельствами, чтобы избавиться от своего мучителя.

Завалишин так описывает эту крайне неординарную не только для Лазарева, но и для русского флота ситуацию: «Несмотря на огромность и тягость всех вышеупомянутых работ, команда работала отлично и вела себя безукоризненно. Но когда надо было снова перебираться на фрегат, то она объявила наотрез, что не пойдет ни за что, если на фрегате останется старший лейтенант К. Очевидно, что команда, осмотревшись на берегу, пришла к сознанию, что она единственная сила в Ситхе, да и вообще в колониях, и что усмирять ее силою некому. <…> Солдат в то время в Ситхе не было, а промышленники русские были люди ненадежные, и главный правитель выразил опасение, что в случае, если неповиновение фрегатской команды примет более опасный характер, то легко может случиться, что и промышленники могут к ней присоединиться, и тогда нельзя вообразить, что может произойти. <…>

Пришлось Лазареву уступить, не доводя дело до крайности, последствия которой никто не мог и определить. Лейтенант К. списан был с фрегата… Я всегда был убежден и говорил ему (Лазареву. — И. R), что и самые лучшие качества, как, например, твердость характера, могут оказаться бесполезными в иных обстоятельствах, если прилагаются к ошибочной системе… Лазарев увидел это теперь на опыте; он должен был уступить необходимости. Тогда как твердость характера ставилась именно выше всех качеств. Самолюбие его жестоко страдало, но что же ему оставалось делать? Доведя дело до крайности отказом, он мог возбудить такие действия, которые не только разрушили бы его собственную карьеру, но и погубили бы всю команду, а вероятно и колонии, которые он послан был охранять»^{237}.

Виновник этих событий был отправлен в Россию, якобы для лечения. Скрыв истинную причину его увольнения, Лазарев спас матросов от суда как бунтовщиков.

Офицеры «Крейсера», не знавшие историю зачисления Кадьяна в команду корабля, удивлялись, как Лазарев мог взять на фрегат такого человека, да еще поручить ему важный пост старшего лейтенанта.

Впрочем, ничего удивительного тут нет. В самом начале книги, рассказывая о Морском кадетском корпусе, где воспитывался М. П. Лазарев, мы приводили слова Д. И. Завалишина о том, что Михаил Петрович был продуктом «системы», в которой телесные наказания выглядели нормой.

В своих «Воспоминаниях» Завалишин пишет: «В походе кругом света на «Крейсере» жестокость наказаний произвела сначала возмущение отряда в Австралии, а потом и всеобщий бунт команды в Ситхе, сломивший и железный характер Лазарева, заставя его вступить с командой в формальные переговоры и исполнить требование ее — списать с фрегата офицера (старшего лейтенанта К.), особенно отличавшегося жестокостью»