Адмирал Лазарев - [56]
«Настоящее театральное превращение декораций», — сказал потом французский адмирал (а тогда капитан 1-го ранга, крейсировавший у побережья Бразилии) Жан Батист Гривель.
Между тем из местной обсерватории корабли заметили издалека и наблюдали за ними, опасаясь, как выяснилось впоследствии, ожидаемого нападения португальского флота. Но вскоре все успокоились, когда рассмотрели российский военный флаг. Кстати, это ожидание нападения и было причиной стечения народа, движения войск и прибытия императора Педру I из загородного дворца в столицу.
Когда корабли бросили якоря, на «Крейсер» в лодке прибыл русский вице-консул П. П. Кильхен, а вслед за ним и адъютант императора. Они рассказали М. П. Лазареву и другим офицерам подробности совершившихся в Бразилии перемен. В частности, о том, что император Педру I женился на австрийской эрцгерцогине Марии Леопольдине, дочери императора Франца I, и у них уже родилось двое детей.
А вот как докладывал обо всем М. П. Лазарев 6 февраля 1823 года:
Здесь нашли мы правление уже новое. Наследный принц Дон Педро провозглашен был императором 30 сентября 1822 года и ноября 19 был коронован. Такая неожиданная перемена португальской колонии в империю Бразильскую была причиною перемены флага на крепостях и военных судах — рисунок коего при сем честь имею препроводить. Все португальские суда были немедленно конфискованы, королевские войска, желавшие противостать такой перемене правительства, были, так сказать, силою схвачены, посажены на (купеческие) суда и отправлены в Лиссабон, кроме тех, однако же, которые сами пожелали остаться в бразильской службе и присягнуть в верности императору.
Бразильское правительство принимает теперь все возможные меры к умножению военных судов своих, и кроме эскадры, отправившейся с подкреплениями к Сан-Сальвадору, состоящей из 54-пушечного фрегата, двух корветов и двух бригов, ныне здесь вооружается еще 74-пу-шечный корабль, названный «Петром Первым»[44], в честь нынешнего императора, два фрегата и несколько мелких судов, начальство над которыми вверено большей частью иностранцам, поступившим в службу по приглашению правительства. Назначение всех сих судов, как слышно, есть то, чтобы остановить португальскую эскадру, находящуюся теперь в Сан-Сальвадоре и состоящую также из одного корабля и нескольких фрегатов, и если можно, то овладеть ею>{211}.
Мичман Завалишин уточняет: «Под именем Рио-де-Жанейро разумеют обыкновенно порт и город, хотя название последнего есть Сан-Себастьян. Порт составляет огромнейший залив при устье реки Рио-де-Жанейро, что означает «Январская река». Это великолепнейший порт в мире, наряду с Константинопольским и Петропавловским (Авача) в Камчатке»>{212}.
День 24 января 1823 года прошел в визитах и в посещениях разных лиц, с которыми предстояли взаимоотношения, а потом последовал публичный прием у императора, на котором М. П. Лазарев, И. П. Бутенев, Д. И. Завалишин и доктор П. П. Алиман были официально представлены ему первым министром Жозе Бонифасиу де Андрада и Силва.
Интересно отметить, что наши моряки, включая Лазарева, представились новому повелителю Бразилии как путешественники. Это была вынужденная предосторожность. Дело заключалось в том, что прибытие на борт «Крейсера» императорского адъютанта, приветствовавшего от имени своего монарха русских военных и выразившего удовольствие от их визита в новую империю, поставило Лазарева в крайне затруднительное положение. Вопрос о том, как вести себя в отношении власти, чьими гостями они оказались, приобрел политический характер. Михаил Петрович не мог знать о том, признает ли российское правительство новый порядок в этой стране. Более того, зная, что Россия не только не признала независимость отделившихся от Испании колоний, но и продала ей готовые корабли для использования их метрополией в вооруженных действиях против бывших подвластных территорий.
Лазарев, скорее, мог предположить, что со стороны Санкт-Петербурга признания не будет. Положение усугублялось тем, что генеральный консул России в Рио-де-Жанейро по каким-то причинам в тот момент отсутствовал. Чтобы выйти достойно из щекотливой ситуации, Лазарев во время разговора с адъютантом, проходившего через переводчика, роль которого исполнял мичман Завалишин, заявил, что при встрече с императором он выразит ему свою благодарность не как официальное лицо, а как путешественник.
Невыносимая для европейцев жара, в которой большинство участников похода оказались впервые, требовала изменения распорядка жизни на кораблях. Работы на открытом воздухе производились с четырех утра до десяти и после обеда с четырех до восьми. В другие часы работали или под палубой, или в палатках, устроенных на так называемом «Крысином острове» (там производились все «черные работы»: покраска, просмаливание и т. п.). Обедали в 11 часов, а с полудня до двух часов все спали. Ужин для команды начинался в восемь часов, а у офицеров в десять.
В одном из своих донесений М. П. Лазарев отмечал, что бразильскими военными кораблями командовали поступившие на бразильскую службу иностранцы. В частности, начальником одного из фрегатов был английский морской офицер сэр Джон Тейлор, бывший сослуживец Михаила Петровича во время пребывания на английском флоте и его добрый приятель. Его переход на бразильскую службу наделал в свое время много шума, вследствие требования Великобритании о его выдаче. Однажды М. П. Лазарев сказал ему, что некоторые дела, особенно покраску, очень затруднительно производить в палатке на «Крысином острове», так как туда постоянно ветром наносило пыль и песок. Сэр Джон ответил, что этому легко помочь и он готов испросить разрешение производить эти работы в мастерских бразильского адмиралтейства. А еще он добавил, что долг, как известно, «платежом красен» и русские могли бы помочь бразильцам в проведение работ на их судах, притом что труд этот, разумеется, будет оплачен. Нужда в корабельных мастерах у местных властей велика, объяснял англичанин, поскольку у них на флоте идет спешное перевооружение и император лично следит за этим, а в грамотных мастеровых ощущается явный недостаток.
