Адмирал Лазарев - [53]
Сам А. П. Лазарев потом писал: «По прибытии на рейд я просил начальника отряда, немедленно отправлявшегося в Лондон, купить для меня нужные астрономические инструменты, хронометр и карты»>{198}.
А еще в самом начале пребывания в Портсмуте произошел случай, который вынудил русских моряков произвести переделку и замену многих вещей гораздо в обширнейшем масштабе, нежели это предполагалось поначалу. К сожалению, получилось так, что отличнейший унтер-офицер Ульян Денисов умер от смертельного ушиба блоком, вследствие лопнувшего гака (толстого крюка), который по своему предназначению должен был выдерживать тяжесть намного большую, чем та, которая поднималась в этом случае.
Вот подлинное донесение М. П. Лазарева об этом несчастном случае и о его причине:
К сожалению моему, я должен известить о кончине квартирмейстера Ульяна Денисова, последовавшей октября 12-го числа сего 1822 года. При поднятии гребных судов гак у верхнего блока грот-сей-талей лопнул и упавшим блоком ударило Денисова в голову столь сильно, что повредило череп, и при всех стараниях медиков обоих судов вышеупомянутый Денисов жил только два дня.
Обязанностию при сем считаю представить на вид Адмиралтейств-коллегии, что сей лопнувший гак, причинивший смерть квартирмейстеру Денисову, был уже не первый, ибо прежде сего семь гаков в разных местах лопнули от весьма посредственных тяжестей.
Кроме того, из рапортов ко мне от командира шлюпа «Ладога» капитан-лейтенанта Лазарева также видно, что по прибытии его в Портсмут много неисправностей оказалось в железных поделках, что могло весьма легко причинить несчастие, подобное вышеописанному>{199}.
Заказом в Лондоне астрономических инструментов и других вещей, необходимых в плавании, занимался мичман Завалишин. Помимо этого, он должен был обменять деньги через банкирскую контору Ротшильда.
Сам он потом писал так: «В наше время, когда ученая часть лежала исключительно на флотских офицерах, каждый офицер, имеющий средства (а в кругосветном плавании все их имели), считал своею обязанностью иметь собственный секстант, карманный хронометр и зрительную трубу, а командовавшие вахтой присоединяли к этому и рупор, потому что казенные медные рупоры считались неудобными»>{200}.
Кроме того, приобретались большие хронометры, зрительные трубы, компасы и другие инструменты для государственных нужд, поэтому заказ был огромный. Англичане всё выполнили превосходно, а чтобы предназначенные для офицеров вещи были распределены справедливо, все изделия были одинаковы и разыграны между заказчиками в ходе импровизированной лотереи.
Так как за границей российские бумажные деньги не имели тогда хождения, необходимо было снабдить моряков, как выражались в те времена, «звонкой монетой». Но то количество необходимых средств, которое отпустили в России, оказалось не только недостаточным, но и не в той валюте. Опытным морякам было известно, что вне Европы никакой другой европейской монеты не принимали, кроме испанских пиастров и голландских червонцев, а людям с «Крейсера» и «Ладоги» выдали много прусских талеров и французских наполеондоров. Имелись также австрийские монеты, и все это необходимо было поменять на испанские пиастры из чистого мексиканского серебра и на голландские червонцы.
Пока корабли стояли в Портсмуте, у русских моряков было немало свободного времени, и, как отмечает мичман Завалишин, «большинство офицеров фрегата «Крейсер» не теряло времени на такие занятия, из которых нельзя было извлечь пользы». В свободное от служебных занятий время они «много читали, имея хорошую библиотеку капитальных сочинений французской, немецкой и английской литературы»>{201}.
А. П. Лазарев свидетельствует: «В продолжение 55-дневного пребывания нашего в Портсмуте погоды стояли большей частью сырые и ненастные»>{202}.
Наконец 28 ноября 1822 года, закупив необходимые инструменты и карты, пополнив запасы провизии и отремонтировав у «Ладоги» поврежденный рангоут, русские корабли с попутным ветром вышли из Портсмута и взяли курс на остров Тенерифе.
После непредвиденной задержки в Портсмуте корабли экспедиции за 11 дней совершили успешный переход к острову Тенерифе, и 10 декабря «Крейсер» и «Ладога» стояли уже на Санта-Крусском рейде. Плавание могло бы завершиться еще скорее, если бы фрегат «Крейсер» из-за чрезвычайно медленного хода шлюпа «Ладога» не был вынужден большую часть времени нести лишь марсели (средние паруса, без верхних), да и то иногда приспущенные.
Мичман Завалишин вспоминает: «Впечатления, испытываемые в морском путешествии, представляют значительную разницу с теми, которые испытываются на сухом пути. Тут, как бы ни быстра была езда, даже и по железным дорогам, которых тогда к тому же и не было, как бы ни быстро изменялись виды растительности и вообще местностей, — все же замечается некоторая постепенность. Совсем иное бывает на море, особенно при направлении пути по меридиану, к югу ли, к северу ли. Вот мы, например, оставили Англию среди полной зимы, и не видав ни клочка земли, который мог бы служить признаком изменения температуры, вдруг увидели на Тенерифе роскошнейшую растительность, напоминающую переход от лета к осени в средней России. <…>
