Адмирал Лазарев - [19]

По рассмотрении сего следствия Адмиралтейств-коллегией найдено, что показанная жалоба основана единственно на донесениях Баранова и изветах суперкарго Молво, ибо возведенные поступки на Лазарева и бывших с ним офицеров ничем не доказаны^{61}.

В объяснительной записке лейтенанта Лазарева по поводу предъявленных ему правлением Российско-американской компании обвинений в злоупотреблениях по службе во время кругосветного плавания на корабле «Суворов» было сказано:

Будучи обязан по воле начальства объяснить все предметы, коими главному правлению компании угодно помрачить и службу, и обязанности, и поступки мои во время путешествия моего вокруг света, я пройду каждую страницу той записки, которая на мой счет в комиссию поступила, и надеюсь, что правосудное начальство, имея в виду беспорочное мое служение, защитит меня от опасных для меня заключений правления компании. <…>

Предмет решимости моей предпринять путь, с великими трудами сопряженный, состоял (признательно скажу) в пользе Отечеству, в составлении себе доброго имени и по знанию и по опытам в службе, мной занимаемой. В пылкости чувствований сих не предвидел я, при вступлении в распоряжение компании, что в сей же предмет мой войдут и оскорбления и клеветы, званию моему нанесенные, но я, вооружаясь силой чистой совести, за честь себе вменяю поставить истину противу оных. <…>^{62}

Далее М. П. Лазарев давал такие объяснения:

Руководствуясь 12 пунктом данной мне инструкции… <…> я на обратном пути зашел в Лиму. Главнейшие виды мои по сему предмету были: заведение торговли с богатейшей страной в свете, куда доныне ни единая европейская нация, кроме гишпанской, не торговала.

Компания осмеливается обвинять меня за то, что я там купил хины. Основания, на коих произвел я сию операцию, суть следующие: хина, растущая единственно в области Перу, привозима была доныне одними гишпанскими судами и то в Кадикс. За вывоз из Кадикса взимается установленная там пошлина. Англичане, вывозя оную в Англию, платят также пошлину, наконец, из Англии привозят уже оную в Россию… <…> и продают весьма дорого. Ныне, проложив путь привозить из первых рук статью сию, мог ли я ожидать за доброе мое намерение привязки, если смею сказать, и негодования. <…>

Все, что ни куплено было в Лиме, куплено на остаток груза, после Ситхи, состоящего из российских продуктов, стоящий компании по фактурам ее около 25 тыс. руб. Несомненно, что груз сей продан был на пиастры. <…> Надобно знать, что серебро из Лимы вывозить запрещается под опасением конфискации самого судна, следовательно, надобно было купить товаров.

Касательно 800 пудов хины, привезенных мною на комиссию компании от [господина] Абадия, я долгом чту объяснить, что [господин] Абадия есть первый фактор Филиппинской компании, что он просил меня принять сии 800 пудов хины в знак первых связей перуанского торга с Российско-американскою компанией, полагая, что первый опыт сей принят будете признательностью. <…> Если виды американской нашей компании сим правилам противны, то я, с моей стороны, действуя в видах государственной неминуемой пользы, не стою, кажется, обвинения зато. <…>

Ратания[15], которой свойство правлению компании неизвестно до того, что не так написано и звание сего растения, взял я небольшое количество по той единственно причине, что [господин] Абадия сказывал мне, что товар сей беспрестанно требуют в Англии.

Пушные же товары состояли из нескольких кож черных медведей, которые проданы были по письменному требованию вице-короля на украшение киверов для тамошних войск. Он просил меня назначить им цену; хотя бы и должен я был поднести ему оные в дар за оказанное его благорасположение в гостеприимном нас принятии, но из крайней осторожности продал ему оные кожи по 22 пиастры каждую. По прибытии моем в Санкт-Петербург господа директоры упрекали меня в том, что не подарил я тех кож вице-королю; ныне в том меня обвиняют, что я их продал, так как бы не оставили они обвинить меня, если бы я подарил их.

Касательно сведения о ценах российских товаров в Лиме я старался узнать их, поелику ничего в убыток не продал, а касательно лимских товаров в России руководствовался сведениями Красильникова[16], наставлениями которого пользовался и сам господин Молво. Впрочем, я и доныне утверждаю, что невероятно, чтобы хина, привезенная через Кадикс и Англию в Россию, стоила то же, что хина, привезенная прямо из Перу. <…>

Ром в порте Джексоне никогда продаваем не был. Правда, что меняли оный за разные редкости, за мытье белья и прочее, и то не две пипы, а не более 1/3 пипы[17]. Остаток же был по временам раздаваем команде в Ситхе, алеутам за привоз дичи и проч. Если ж что подобное и случилось, чего, однако ж, мне было неизвестно, то уповательно чрез самого господина Молво, который без моего позволения и без ведома свез ночью 3-анкерный бочонок рому к себе на квартиру. <…>

Касательно огорчения губернатора и скорого будто бы моего отплытия явно доказывается ложное показание тем, что за день перед выходом моим из порта Джексона губернатор пригласил меня, всех офицеров и самого господина Молво к себе обедать, что на другой день поутру при пушечном выстреле отдал я паруса (знак, что снимаюсь с якоря), что губернатор прислал ко мне офицера пожелать нам счастливого вояжа и поблагодарить за тихое и скромное пребывание нашего экипажа в порте сем, причем прислал и просил принять корзину с апельсинами и вареньем. <…> Все сии события, будучи публичны, сами по себе опровергают неосновательные слова преклонного господина Молво