Адам Смит «О богатстве народов» - [8]

В защиту смитовского многословия можно привести и то, что он стремился уточнять и пояснять каждую свою мысль, чтобы добиться желаемого оттенка смысла и не допустить разночтений. Ведь предметом исследования Смита была конкретная, окружающая нас реальность, а не какие-нибудь старческие бредни о прихотях скучающих богачей. Кроме того, он умел строить свои длинные речи из коротких предложений, и где он ставил точку — там ищи законченную смысловую формулировку. Вот пример из упомянутого выше пассажа о серебре:

«Труд — всегда нужно помнить об этом — является реальной ценой, уплаченной за все предметы. Не на золото или серебро, а только на труд первоначально были приобретены все богатства мира».

Можно сократить эту цитату до «труд… является реальной ценой… предметов». И тогда мы поймем, что «…», возможно, и есть та самая изюминка, которая делает эту цитату столь проницательной. И возможно даже, именно такого рода проницательные обороты «Богатства народов» разожгли пламя из искры помыслов Карла Маркса. Читая Смита в оригинале, несложно заметить, что марксистская «теория стоимости труда» была не таким уж великим открытием. Тот же аргумент о зерне — Смит приводит его через триста страниц: «Реальная стоимость всех прочих товаров окончательно определяется… средней денежной стоимостью зерна». Тем самым Смит заключает, что работа, переведенная на единицы хлеба насущного, представляет собой практический индекс для определения того, насколько значимы для нас прочие вещи по сравнению с хлебом. Каждому в жизни приходится принимать решения типа постричь ли газон самому или заплатить за это соседскому мальчику, принимая во внимание вероятность того, что он может запросто наехать себе на ногу газонокосилкой, и его родители подадут на вас в суд, и тогда вам придется искать вторую работу, чтобы оплачивать адвоката. По сути, марксизм предлагает нам то, что никто не будет делать, если у него есть выбор — и все промарксистские режимы в конце концов испытали это на практике.

Труд, затрачиваемый на прилежное чтение «Богатства народов», достойно возмещается почерпнутыми светлыми мыслями. И внимательный читатель может обнаружить здесь еще одну ценность — то, чего меньше всего ожидаешь, читая экономические или любые другие академические тексты — смитовское чувство юмора. Вот пример, в — котором Адам Смит опровергает мнение о том, что народ должен избегать импорта товаров, предназначенных для потребления, и вместо этого делать вложения в золотые и серебряные деньги, потому что деньги — прочная и надежная ценность:

«Ничто, следовательно, как принято полагать, не может быть более невыгодным для любой страны, чем торговля, состоящая в обмене предметов длительного пользования на то, что иссякает в потреблении быстро. Но мы, как бы то ни было, не считаем, что торговля невыгодна, если она состоит в обмене производственного оборудования Англии на вина Франции; а производственное оборудование — предмет пользования весьма и весьма длительного, и как мы видим, если бы не постоянный вывоз этого оборудования из страны, то за все года его использования в совокупности в стране наблюдался бы невероятный прирост котелков и сковородок».

Что «Богатство народов» возмещает не всегда, так это труд, с которым приходиться преодолевать пассажи, в которых Смит пытался сформировать само поле своих рассуждений. Особенно там, где Смит, одинокий первопроходец, предпринимает первые шаги в возделывании девственных прерий эконометрики. В восемнадцатом веке не было такой вещи, как надежные статистические данные.

Чтобы подтвердить свои теории конкретными числами, Смиту приходилось скрупулезно самому собирать необходимую информацию и проверять ее достоверность, приводить многочисленные примеры и сравнения. И мы должны следовать за ним сквозь все эти дебри и смиренно внимать букве текста даже там, где Смит, как самый занудный в мире бакалейщик, застревает на развешивании всех этих оливок, мяса, хлеба, процентов и т. д.

Смиту даже приходилось проводить графический анализ данных без, как это ни удивительно, самих графиков. В виде графиков, наглядно, статистические данные впервые представил шотландский коллега Смита, Вильям Плейфэйр, в 1786 году, уже после того, кау Смит внес в «Богатство народов» последние исправления и дополнения. На самом деле, Смит знал Плейфэйра лично как младшего брата своего близкого друга. Но увы, один гений не распознал другого. Точнее, они оба не распознали друг друга. Джереми Бентам как-то сказал об экономике Плейфэйра: «Девять десятых из этого — сомнительного качества предписания». Возможно, Плейфэйр как мыслитель не имел достаточной прозорливости, но все-таки жаль, что Смит не обратил внимания на изобретение младшего коллеги. Тогда сотни страниц «Богатства народов», которые читатели просматривают по диагонали, можно было бы сократить до нескольких, которые читатели могли бы просто пропускать.

Помимо графиков, была еще одна вещь, неведомая Смиту: жаргон. В те годы экономическая наука была еще слишком молода, чтобы создать свою «феню», или как принято теперь выражаться, «профессиональный сленг». И если местами Смит изъясняется в пространных и малопонятных выражениях, то это потому, что его времени была недоступна роскошь кратких, отточенных и обкатанных терминов, которые сегодня привычно используют, когда речь идет о вещах, действительно сложных для понимания (возможно, включая и те случаи, когда сам автор не понимает, о чем говорит). Смит был вынужден разъяснять и пояснять свою мысль снова и снова, пока предмет (как и читательское терпение) не будет исчерпан.