Аберистуит, любовь моя - [8]

Он медленно выпил свой ром и начал сызнова:

– У вас с кем-то была назначена встреча сегодня?

Я покачал головой.

– У вас была назначена встреча с Джузеппе Бронзини?

После секундной паузы я спросил:

– С кем?

Он рассмеялся. Я замешкался лишь на долю секунды, но пронырливый легавый это заметил. Направление беседы мне не нравилось.

– Мы переговорили с его матерью; он сказал ей, что сегодня вечером собирается встретиться с тобой.

– Ллинос, что тебе, мать-его, надо?

Он полез в карман и достал оттуда визитку, которую сегодня утром я дал Амбе Полундре.

– Узнаешь?

– Похоже, одна из моих карточек.

Ллинос оглядел ее так, словно только что заметил.

– Она самая! – Он щелкнул по карточке большим пальцем. – Ее мы нашли у Бронзини сегодня вечером. Полагаю, объяснить это вы не сможете?

– Бронзини?

– Да. Кстати, он умер.

Я уставился на него – у меня в желудке затрепыхался страх. Ллинос вздернул бровь, торопя меня с объяснениями.

– Я сходил в «Мулен», после чего пошел пройтись. Съел несколько улиток и вернулся домой. Никакой встречи у меня не намечалось. И этого парнишку я в жизни не видел. – Время играть «в дурачки».

– Часом не знаешь, где он мог раздобыть твою карточку?

– Понятия не имею. Может, с полу подобрал?

Усталый детектив поднял глаза к потолку и обдумал мой ответ с саркастическим глубокомыслием.

– Ясно, – продолжил он. – Значит, погибшего мальчика вы никогда не видели. О встрече сегодня ночью с ним не договаривались, просто – пошли прошвырнуться. Гм. – Он разглядывал мою историю, как шляпу: видно, что не налезет, но примерить-то надо, чтоб ей не обидно было. – И карточку твою, говоришь, он небось с полу подобрал. Хм-мм. А не подскажешь, зачем он ее себе в задницу засунул?

Глава 3

Дверь камеры всю ночь с лязгом открывалась и с грохотом закрывалась – ритмично, как копер. Я сидел в углу, не сводя воспаленных красных глаз с жуткого хоровода лиц: забулдыги и пьяницы; сутенеры и сводники; юные простофили и старые простофили; жучки из бильярдных и карманники; буяны, перебравшие «Вимто», карточные шулеры и ловкие игроки в монетку; моряки, ловцы омаров и проститутки с гольф-поля; однорукий из круглосуточной кондитерской, денди и судомойки, а также пьяные школьные учителя; огнеходцы, улиткоеды, первосвященники и просто священники, лиходеи и головорезы; бездомные, беспризорные, похитители ванили и воры торфа; клерк из библиотеки и машинист Великого Малого Поезда Уэльса… это бесконечная череда. Примерно в два часа ночи привели мистера Джайлза, школьного садовника; двадцать лет назад, когда я ходил в школу, он носил тот же трехцветный твид. Мистер Джайлз осел на скамью У стенки и закрыл лицо руками. Всем здесь было несладко, но ему, похоже, приходилось тяжелее всех. Я к нему подошел.

– Мистер Джайлз? – сказал я, нежно кладя руку на его широкую спину. Рука ощутила молчаливые всхлипы, сотрясавшие его крупную фигуру. – Мистер Джайлз?

Он поднял голову. Он был другом моего отца и хорошо меня знал.

– Луи!

– С вами все в порядке?

– Ох, нет, нет, нет, нет, нет, не в порядке!

– Они вас избивали?

Он покачал головой.

– За что вас загребли?

– Мне не сказали.

Я кивнул. Все как всегда. Процедурой задержания, описанной в брошюрах Канцелярии Ее Величества, и не пахло – у Ллиноса были свои методы. Большинство народу сажали в холодную, держали там ночь и наутро выкидывали на улицу без всяких обвинений и бумажных формальностей. Это хорошо влияло на статистику раскрываемости.

– Но я-то знаю, что к чему, – сказал мистер Джайлз. – Все из-за этой собаки.

– Какой еще собаки?

– Там, в школе. Он собирается ее на меня повесить. Это же несправедливо.

Он опять уткнулся лицом в руки. Я первый раз видел мистера Джайлза в таком состоянии. Для человека, который просидел всю жизнь в сарайчике для инструментов в уголке стадиона при школе Св. Луддита, на ночь меняя свою мотыгу на дубинку сторожа, стойкость была образом жизни. Вероятно, он расчувствовался от выпитого.

– Так что там насчет собаки?

Он ответил, не отнимая ладоней от лица:

– Один из мальчишек Бронзини пришиб собаку миссис Морган, а обвиняют меня.

Начался новый приступ безмолвных всхлипов; я ласково потрепал его по плечу и отошел, оставив его наедине с болью.

Незадолго до завтрака Ллинос меня выпустил. Жмурясь от яркого утреннего солнца, я стоял на крыльце тюрьмы.

– Ты меня отпускаешь?

Он кивнул:

– Есть у тебя друзья в высших сферах.

– Вот так новость.

Он повернулся, чтобы зайти внутрь.

– Но такие, что я бы тебе не позавидовал.

Я сошел на тротуар.

– Слышь, топтун! – крикнул он мне вслед. Я остановился и обернулся. – Этот пацан, Бронзини… там убийство. Дело серьезное. Частным сыщикам соваться нечего, понял?

– Само собой.

– Если я застукаю, что ты там что-то разнюхиваешь, смотри, устроим тебе… поскользнешься на ступеньках участка.

Я ничего не ответил и пошел прочь. В городе на этих ступеньках поскользнулось жуткое количество людей.

– Кьеркегор или Хайдеггер, мистер Найт?

– Извините, Сослан, сдаюсь.

– Провожу неделю экзистенциализма; моя новейшая рекламная акция.

– Дайте-ка мне мятное с шоколадной крошкой и вафелькой абсурда.

– Сей секунд.

Соспановское фирменное: единственный легальный препарат против сарказмов аберистуитского полицейского.