Аберистуит, любовь моя - [38]

– У него, наверно, есть недостатки, но в данный момент он не располагается под десятью тысячами футов воды.

– Не десять тысяч, а менее двадцати морских саженей. Считайте, лужица.

Вдруг миссис Ллантрисант потеряла равновесие и завалилась на меня. Я ухватил ее за руку и поставил на ноги.

– Со мной все в порядке, правда-правда, – простонала она. – Просто поскользнулась – ступенечка мокрая.

– Вы слишком перетруждаетесь, вот что я вам скажу. Мы же не хотим, чтобы случилось то же, что на Пасху?

Мы с Бьянкой шли по набережной к Соспану.

– Безмозглая старая кошелка.

– Не надо ругаться.

– Ты видел, как она на меня зыркнула?

– Ну что ж поделаешь. Она человек старой закалки.

– А что случилось на Пасху?

Я заказал нам мороженого.

– Прихватило ее. Сказала, что из-за яблок в пироге, но ей пришлось так худо, что вызывали священника соборовать. С тех пор, правда, все было в порядке.

Бьянка склонила голову мне на плечо и сказала:

– Почему ты мне не позвонил?

– По поводу?

– По поводу! – закричала она.

Нуда, конечно. В последний раз мы виделись, когда я отвез ее к себе домой.

– Прости. Я…

– Не извиняйся.

Я провел рукой по ее лицу, взъерошил ей волосы. Сослан протянул нам мороженое с тактичностью бордельной мадам. Мы некоторое время ели молча, а затем Бьянка сказала мне в складки рубашки:

– У меня для тебя кое-что есть. То есть у меня этого еще нет, но я могу достать. То есть, если ты хочешь, конечно.

– О чем ты? – сказал я ей в макушку.

– О чем-то очень-очень особенном.

– О чем?

– О том, за что ты отдал бы правую руку.

– Я ни за что не отдал бы правую руку.

– Спорим, ты бы отдал ее, чтоб жениться на Мивануи.

– Нет, не отдал бы.

– Это сочинение.

Я резко вдохнул, и Бьянка захихикала.

– Неужели? – спросил я осторожно. – И что за сочинение?

– У-уу, всего-навсего Дая Мозгли последнее сочинение. – Она опять хихикнула.

Я отстранил ее от себя и посмотрел ей в лицо:

– О чем ты говоришь?

– Последнее сочинение Дая Мозгли. Ты ведь его ищешь, правда?

– С чего ты взяла?

– Мне Мивануи рассказала.

Я страдальчески закрыл глаза.

– Все в порядке, я никому не скажу.

– Она не должна была тебе говорить.

– Ну что ты хотел – она же трепло.

– Не стоит ругаться.

– Я знаю, ты считаешь, у нее из попки солнце восходит, только она, знаешь, не всегда мед да сахар.

– Я не сомневаюсь. Все мы таковы.

– Так оно тебе нужно?

Некоторое время я, не отвечая, смотрел на нее.

– Ты что – серьезно? Ты знаешь, где последнее сочинение Мозгли?

Она кивнула:

– Я знаю, где копия.

– Где?

– У Пикеля.

– У Пикеля?

Она вновь кивнула:

– Как раз после смерти Мозгли Лавспун попросил Пикеля придумать такой хороший сейф, чтобы его никто не мог открыть – даже тот, кто сделал. Пикель согласился, хоть и сказал, что нет в мире замка, что ему бы не поддался. И еще сказал, что Лавспун – мудак. Лавспун раньше держал в сейфе оригинал сочинения Мозгли – тот, про который газеты писали, что он потерялся. Пикель выждал, пока Лавспун отвернется, стянул его и снял копию. Мол, на всякий пожарный случай.

– Тебе это рассказал Пикель?

– Да.

– А откуда ты знаешь, что он не соврал?

– С чего бы ему? И потом, я знаю, где он его держит – в колокольне. Я могу его достать, если хочешь.

Я обхватил руками ее голову и заглянул ей в глаза:

– Не делай ничего, пока я все не обдумаю.

На западе уже вовсю полыхали зарницы, когда я тот вечер выходил из «Мулена». Я опоздал, и хорошего столика мне не досталось – пришлось сидеть в самом конце, откуда очень плохо было видно сцену. Девочки из шоу обычно так далеко не забирались, и меня обслуживала простушка-официантка в черной юбке и белой блузке. Столик пришлось разделить с группой мужчин – судя по виду, только что вывезенных спасательным вертолетом с необитаемого острова. Отросшие и нечесаные волосы, оборванная и заношенная одежда. Один протянул мне руку, и, чтобы его не обидеть, я нерешительно пожал ее.

– Добро пожаловать, брат, – проскрипел он голосом морехода, который лет десять не перебросился словом ни с одной живой душой. Остальные посмотрели на меня пристально – их взгляды метались по моему лицу, как прожекторы.

– Я вам не брат.

Мужчина хихикнул так, что у меня стянуло кожу, и обернулся к своим компаньонам:

– Говорит, он нам не брат!

Остальные разразились грубым сиплым хохотом.

Первый поглядел на меня и продолжил:

– Я брат Гилберт. Это – брат Фрэнк, а это – брат Билл. Прочих представлю позже.

– Не утруждайтесь.

– Ну какое ж утружденье. Мы очень рады, что ты к нам присоединился. Нам есть о чем поговорить.

Мне принесли выпивку, я осушил рюмку залпом и заказал еще.

– Я был банковским менеджером, – сказал брат Гилберт. Он ухватил меня за плечо и добавил со странной настойчивостью: – А брат Билл – мировым судьей. А ты думал?

– Я думал, вы все рыбаки.

Они переглянулись и опять засмеялись.

– Лихо! – сказал брат Гилберт. – Рыбаки. Очень смешно!

Когда смех угас, брат Гилберт повернулся к своим братьям и произнес:

– Я полагаю, в каком-то смысле мы все на крючке. – Опять брызнул смех.

Я переждал и сказал:

– Так вы сюда ходите частенько?

– О да, каждый день. Ты нас не видел?

– Нет.

– Это многое объясняет.

– Объясняет что?

– Почему ты ничего не понимаешь.

Они все уставились на меня с диким блеском безумия в глазах, измеряя эффект, произведенный словами брата Гилберта. Девушка из шоу прошла где-то между нами и авансценой, и на миг мне показалось, что это Мивануи. Я вытянул шею, чтобы разглядеть получше.