А я верну тебе свободу - [18]

Павел Степанович нажал на, какую‑то кнопку под столом, и секунд через тридцать на пороге возник официант, обслуживавший нас с Серегой в номере. При виде меня теперь в бане удивления не выказал.

— Тарелку девушке, — велел Редька.

Официант кивнул, исчез и вскоре вернулся с прибором.

— Что‑нибудь еще желаете? — уточнил.

— Надо будет — позовем, — сказал Редька и махнул рукой.

Толстяк молча накладывал себе закуски, потом стал ухаживать за мной. Я же думала, как бы мне незаметно включить диктофон, лежащий в сумке. Сумка находилась слева от меня, толстяк устроился справа, но не сводил с меня глаз — или одного глаза. Внезапно мой взгляд упал на пальцы левой руки толстяка — она оказалась рядом, и он держал в ней вилку. Работа криминального репортера научила меня всегда смотреть на руки жертв и подозреваемых. Они ведь могут выдать судимого гражданина и кое‑что о нем рассказать. Правда, теперь авторитетные люди стараются избегать «перстней». У толстяка же имелось два шрама — как раз там, где могли быть «перстни». Заделался бизнесменом и свел татуировки?

Когда официант закрыл за собой дверь, толстяк попросил Редьку все‑таки представить нас.

— А что, Юленька здесь инкогнито? — сладким голосочком уточнил Павел Степанович.

— Любка сказала, что она прибыла с мужчиной.

— И потом мужчина попытался ее изнасиловать? — Павел Степанович опять захохотал. — Хотел получить плату за предоставленную возможность, но не тут‑то было. Юлия Владиславовна, прихватив пожитки, понеслась искать другую жертву. А она всегда знает, кого нужно брать за жабры. И в ее сети попался ты, Шура.

— Все было совсем не так, как вы рассказываете, — скромно заметила я, налегая на салатики.

— Я хотел бы послушать, как, — вставил толстяк, потом повернулся к Редьке и рявкнул:

— Ты скажешь мне, кто это? — и кивнул на меня.

— Юлия Владиславовна, предъявите, пожалуйста, удостоверение Александру Ивановичу, — попросил Редька, налегая на еду. Когда он ел, то очень напоминал хомяка: заталкивал пищу за щеку, как зверек, делающий запасы.

При слове «удостоверение» Александр Иванович на пару с пузом дернулся. А мне ничего не оставалось делать: я предъявила и как раз включила диктофон, в который была вставлена новая кассета.

Александр Иванович удостоверение изучил, крякнул, сказал "Очень приятно познакомиться, Юлия Смирнова, теперь‑то я понял, где имел счастье вас видеть", вернул удостоверение мне, покачал головой и заметил:

— Любка у меня за такие дела отсюда вылетит.

— Ну она же не знает, кто я, а фамилий тут не спрашивают. И не обязана она смотреть все передачи по телевизору, чтобы знать всех репортеров в лицо. Вы же тоже меня не узнали.

— В а с была обязана узнать.

— Что здесь разнюхиваете, Юлия Владиславовна? — спросил Редька и схомячил очередной кусок.

— А с кем прибыли сюда, Юлия Владиславовна? — подал голос толстяк.

Я понимала: мне не поверят, если я скажу, что ничего не разнюхиваю. Поэтому заявила, что хотела своими глазами взглянуть на уютное гнездышко, о котором уже неоднократно доводилось слышать. И один мой знакомый, которого мне не хотелось бы подставлять, любезно согласился взять меня с собой.

— А потом вы от него сделали ноги, — хмыкнул толстяк.

— Ничего подобного, — обиделась я. — Я просто вышла в коридор. А там оказался этот прибалт, который на меня набросился. Можно подумать, прибыл с голодного острова. Вернее, острова, где нет ни одной женщины. Что мне, по‑вашему, было делать?

— Брать у него интервью, — захохотал Редька и плеснул нам всем еще коньячку. — Слушайте, Юлия Владиславовна, а почему вы называете его националистом?

— Потому что он назвал меня "русской дурой" и "русской тварью". Со своим прибалтийским акцентом.

— Юлия Владиславовна, — вкрадчиво обратился ко мне толстяк, — так, может, вы лучше про Прибалтику что‑нибудь разгромное наваяете? И по личным впечатлениям, и мы материальчику подкинем, а, Павел Степанович?

Редька тут же закивал.

— Только у нас будет одно условие: не надо про эту гостиницу писать. Согласитесь?

— Вначале надо на вашу фактуру взглянуть, — ответила я. Иногда стоит заключить сделку, отказавшись от меньшего, чтобы получить большее. Ведь я же еще сегодня днем про эту гостиницу слыхом ни слыхивала. А про Прибалтику… Нет, я не хочу писать ничего разгромного про Прибалтику. Про Москву — всегда пожалуйста, но этот идиот, с которым мне сегодня пришлось столкнуться, — скорее исключение из общего правила. Эстонские мужчины, с которыми я сталкивалась раньше, совсем другие.

Всех их отличала внешняя презентабельность: они обычно хорошо одеты, "костюмчик сидит" (а во внешности сегодняшнего знакомца чувствовалась некоторая русская расхлябанность), аккуратно причесаны (а у этого волосы были взъерошены), чисто вымыты и хорошо пахнут (а от этого дико разило луком). Может, сегодняшний образчик — финн, знающий русский язык? А мне просто акцент показался прибалтийским? Ведь эстонский и финский языки родственные? Я не могу представить, чтобы кто‑то из знакомых эстонцев величал женщину "русской дурой" и "русской тварью". Да и бегающими вслед за незнакомой женщиной по лестнице — тоже. Они бы спокойно проследовали в свой номер, там после некоторого периода размышлений протянули руку к телефону (или не протянули) и вызвали бы к себе девочку (или просто легли спать).