– Кресты все в кадр попадают? – уже второй раз подряд спрашивала я у туго соображающего оператора. Он страдал болезнью, именуемой в народе «после вчерашнего». Интересно, меня он вообще видит или как? И в каком количестве? Пашка – классный мужик и еще более классный оператор, но, как и большинство классных русских мужиков и творческих людей, водит давнюю и тесную дружбу с зеленым змием.
Мы стояли на левом берегу, на набережной Робеспьера, аккурат напротив известной на весь мир тюрьмы, возвышающейся на противоположном берегу Невы. По моей задумке, Пашка должен был заснять меня на фоне Крестов, вещающих о незавидном положении тех, кто волею судьбы (или личных недоброжелателей) оказался в ее стенах. Этот сюжет мы дадим сегодня. А завтра нам предстоит снимать некоего господина Ефимова, депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга, в свое время пытавшегося также прорваться и в губернаторы и до сих не оставившего этой идеи. Господин Ефимов напоминает о себе и в периоды между выборами, задолго до начала очередной избирательной кампании. На этот раз он решил проявить заботу о заключенных. Ну что ж, деньги из депутатского фонда пойдут на благое дело. Нам, как я понимаю, тоже платят из них, а не из личных средств господина Ефимова.
– Паша, ты меня хорошо видишь? – спросила я у оператора. – Давай-ка встань на мое место: я сама взгляну.
– Юля, ты меня достала! – взвился оператор.
Ну хоть какие-то эмоции! Значит, просыпается.
– У меня в сумке есть холодное пиво, – сказала я голосом змеи-искусительницы. – Снимешь – получишь. Специально для тебя вылила в термос, чтобы не нагревалось в машине. И ледку из морозилки бросила.
– Стерва! – простонал Пашка.
– Другой на твоем месте сказал бы: «Спасибо, Юленька, за твою заботу». Тебе еще когда-нибудь доводилось работать с такими заботливыми корреспондентами, как я?
– Я не другой, и я с тобой не первый год знаком. Стерва! Стервозина! Стервокор! Правильно Новиков говорит: у других – собкор, а ты у нас – стервокор. Новиков тебя сразу раскусил. Ох, как кому-то не повезло в жизни… И о чем мужики думают, когда с тобой связываются?!
– Кто о чем. А некоторые в отличие от тебя считают, что им в жизни крупно повезло.
Пашка закатил глаза, пробурчав себе под нос что-то типа: «Они еще не знают, как».
Но пререкаться дальше нам не дали: прямо за моей «шестеркой» затормозил огромный черный джип с тонированными стеклами. Кого еще нелегкая принесла? И с чем? С предъявой какой-нибудь или, наоборот, с комплиментами? С моей работой никогда не знаешь, чего ждать.
Стекло у переднего места пассажира поползло вниз, и моему взору явилась лопоухая рожа с квадратной челюстью. Рожа попыталась изобразить улыбку. Получился оскал.
– Вы Смирнова, да? – спросил Лопоухий.
– Предположим, – ответила я. Хотя чего предполагать-то? Уж он-то мою физиономию в криминальной хронике (в качестве репортера) точно видел. Этот тип не может не следить за делами друзей и конкурентов, которые как раз и являются героями моих репортажей – репортажей стервозной корреспондентки.
– А вы в Кресты случайно не собираетесь сегодня? – продолжал задавать вопросы Лопоухий.
– Завтра собираюсь, – сказала я. – А что?
– Снимать будете, да? Или писать о чем-нибудь? А может, по личному интересу?
«И все-то тебе знать надо», – подумала я, но вслух спросила:
– Будут какие-то конкретные пожелания? Идеи? Замечания? Просьбы? Поручения? Задания?
– Маляву передать сможешь? – родил Лопоухий.
– Вы думаете, что я по камерам пойду? Не пущают.
– Неужели еще не прорвались? – удивился Лопоухий. – Ну скажите там кому надо, что ваши телезрители жаждут взглянуть на условия содержания подследственных. Письма пишут пачками. А письма мы обеспечим в любом количестве.
«Неплохая идея, – подумала я. – И по камерам – тоже идея. Надо подкинуть ее депутату. Если он сам этого не планирует. Вообще-то он собирался в актовом зале речь толкать перед потенциальным электоратом, но почему бы депутату не посмотреть на камеры, чтобы успеть хоть немного улучшить условия содержания к тому времени, как сам попадет на нары, которые по нему давно плачут? А может, он в самом деле не только рекламирует себя, любимого, но и местечко себе заранее присматривает? Морально готовится? Так чтобы еще лучше представлял, надо бы ему взглянуть на все детали тюремного быта».
– И вы уверены, что я смогу попасть в ту, которая вам нужна?
Мои таланты телезрителем из джипа были оценены высоко, правда, он добавил:
– Вы любому из пацанов отдадите, а там уже перегонят, кому требуется. Малява – это святое.
«Ему в самом деле нужно переправить маляву или меня таким образом проверяют? А может, хотят подставить?»
– Перед камерой покажете, как упаковывать маляву? – спросила я у Лопоухого.
– Ты чего, сдурела? – Он вытаращил на меня глаза.
– А что такого? – удивилась я. – Прямо сейчас интервью оформим. В лучшем виде. Вы просто покажете нашим телезрителям, что нужно делать. А то многие не знают. Но ведь понадобиться может каждому. От тюрьмы и от сумы, как известно…
Я бросила взгляд украдкой на Пашку. Пашка нас снимал. Правда, Лопоухий этого не замечал. Или ему не приходило в голову, что тележурналисты из любых кадров способны сварганить сюжет.
