А в чаше – яд - [34]
Нина побрела домой. Обратный путь показался ей бесконечным.
Глава 12
Вербена – растение высокое, крепкий стебель покрыт волосками. Листья супротивные, на коротких черешках, разных форм – сверху продолговатые, снизу изрезанные. Цветки в колосках или метелках, мелкие лиловые или пурпурные.
Собирать надо вербену, когда цветет, только на рассвете, обязательно с молитвой.
Вербену в отварах хорошо пить от кашля, от лихорадки, от тошноты тоже помогает. Лечит разные язвы и прыщи на коже. От опухолей помогает и от ушибов. Вино, вскипяченное с сушеной вербеной, пьют против змеиного укуса.
И оно же полезно для выздоровления после долгой лихорадки.
Из аптекарских записей Нины Кориарис
Галактион с Ниниными заданиями справился. Когда аптекарша вернулась, он сидел над восковой дощечкой и, высунув язык, старательно выводил что-то. Нина заглянула через плечо и ахнула. На потемневшем от времени воске был нацарапан силуэт скакуна, вставшего на дыбы. Да искусно как! Грива волнами; от коня так и веет силой и свободой. Поразилась Нина – мальчишка еще, раб с императорской кухни, а вон такие художества у него получаются.
– Надо же, каким даром тебя Господь наградил…Так ты потому к ипподрому и бегаешь? На лошадей смотреть?
Галактион ей улыбнулся горделиво, понравилось ему Нинино восхищение.
– Я лошадей люблю. Когда во дворце жил, то все тайные проходы изучил, чтобы до ипподрома добираться и обратно на кухню незамеченным возвращаться. Только так и удалось сбежать, когда…
Он замолчал, отвернувшись. Нина с жалостью погладила его по голове.
– Ты не рассказывай, если тяжело. А как захочешь, так приходи ко мне душу облегчить. К отцу Анатолию сейчас идти не след, не надо ему грех-то наш на себя брать. А я послушаю да, может, и помогу чем.
Галактион упрямо встряхнул головой. Потом протянул Нине рисунок.
– Я картинки эти просто от скуки царапаю. То на песке, то на дощечке. Я мечтаю наездником стать, чтобы в тагму49 попасть конным воином.
– Ох, какие у тебя мечты смелые. Тут же и умение надобно, и облачение, да оружие купить требуется. Вот на ипподром тебя могли бы взять, да только с беглым рабом никто связываться не будет. Подождать придется. Я с Гликерией поговорю, может, и придумаем что-нибудь.
Вспомнив про Гликерию, Нина нахмурилась. Поговоришь с ней теперь, упрямой кобылицей.
Мальчик помолчал.
– Роман тоже лошадей любит. А его заставляют книги читать да церемониалы соблюдать. Он пообещал, когда императором станет – подарит мне целую тáгму.
– Погоди, какой Роман?! Ты с наследником говорил? Как тебя допустили к нему?
– А чего бы не говорить? Чай, тоже человек, говорить умеет. Он убежал однажды из библиотеки да пошел к кухням. А там я с подносом сладостей шел. Ну он и попросил у меня чего сладкого. А я дал. Он же наследник. Мы побеседовали немного. А потом пришел слуга за ним, Роман хотел бежать да поднос задел, и лукумадесы рассыпались. Меня выпороли за них, а Роман потом пробрался ко мне, пожалел, что из-за него попало, принес книгу. И читал мне про путешествие какого-то моряка и про одноглазого великана. А потом мы с ним не раз виделись. Тайно. Я ему сладости приносил. Жалко его. Ему даже говорить во дворце не с кем. Все либо надутые жабы, либо его боятся и соглашаются. А я с ним даже подрался однажды, – Галактион горделиво приосанился.
Нина прижала руки к щекам.
– Да как ты осмелился?!
– А я чего? Он сам вдруг рассвирепел и пнул меня, когда я сказал, что лошадей бегал смотреть. А я тоже его пнул. Он удивился, ты бы видела его лицо, – мальчик рассмеялся. – А потом ничего, больше не пинался. Сказал только, что иногда его такой гнев охватывает, прямо в глазах темно. И ничего с собой сделать не может. А я сказал, что ежели его опять стукнуть надо, то пусть только позовет.
Нину от таких разговоров аж в пот бросило. Она осторожно спросила:
– А сбежал-то почему? Наследник пожаловался?
Галактион помрачнел.
– Нет. Мы с Романом играли в кустах за фонтаном в чет-нечет с камнями. А потом он услышал, что его Ноф ищет, и ушел. Я вылез из кустов, а там другой евнух из кувикулария50, он за мной и Романом, видать, подсматривал да доложить хотел. Евнух тот меня схватил сзади за тунику, начал колотить чем-то твердым. Больно. А потом я вывернулся, к нему лицом повернулся, хотел молить о прощении. Он тогда схватил меня за шею да потащил к старым кухням. Я и крикнуть не мог. А у него глаза как у демона какого – черные, бешеные. Сам трясется весь и молчит. Страшно стало, что убьет прямо здесь, я вырвался, кинулся за угол, а там и в подземный ход. Вот и сбежал. А потом как услышал, что меня ищут, побоялся возвращаться.
Нина слушала его, прижав пальцы ко рту да качая изредка головой, под конец отвернулась, скрывая набежавшие слезы.
– Спасибо тебе, почтенная Нина, за то, что приютила, – Галактион встал, поклонился. – Я пойду в пекарню, Гликерии помогу. Сикофант-то обычно поутру приходит, сейчас ушел уже, наверное.
Неуклюже натянув на крашеные локоны дешевый мафорий, он попрощался с Ниной и выскользнул за калитку.
Нина, перекрестив его вслед, задумалась опять о своих тревогах.
Как бы то ни было, а надо Никону рассказать. Хоть и зла на него за то, что с Гликерией путается и жене врет, да больше идти не к кому. Вдруг Василий не придет опять, так хоть сикофант чем поможет.
В своем исследовании английский историк-публицист Джон Кимхи разоблачает общепринятый тезис о том, что осенью 1939 года Британия и Франция не были в состоянии дать вооруженный отпор фашистской агрессии. Кимхи скрупулезно анализирует документальные материалы и убедительно доказывает нежелание британских и французских правящих кругов выполнить свои обязательства в отношении стран, которым угрожала фашистская Германия. Изучив соответствующие документы об англо-французских «гарантиях» Польше, автор наглядно продемонстрировал, как повели себя правительства этих стран, когда дело дошло до выполнения данных ими обещаний.
Цель настоящей книги британского востоковеда, специалиста по истории ислама и древних языков Де Лейси О’Лири – показать читателю, что доисламская Аравия, являясь центром арабского сообщества, не была страной, изолированной от культурного влияния Западной Азии и от политической и социальной жизни своих соседей на Ближнем Востоке. В книге подробно рассматриваются древние царства, существовавшие на территории Аравии, их общение между собой и с внешним миром, большое внимание уделяется описанию торговых путей и борьбе за них.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
“Эпоха крайностей: Короткий двадцатый век (1914–1991)” – одна из главных работ известного британского историка-марксиста Эрика Хобсбаума. Вместе с трилогией о “длинном девятнадцатом веке” она по праву считается вершиной мировой историографии. Хобсбаум делит короткий двадцатый век на три основных этапа. “Эпоха катастроф” начинается Первой мировой войной и заканчивается вместе со Второй; за ней следует “золотой век” прогресса, деколонизации и роста благополучия во всем мире; третий этап, кризисный для обоих полюсов послевоенного мира, завершается его полным распадом.