А в чаше – яд - [33]

– Да, чем ближе к курятнику, тем больше у лисы забот. Нехорошо это все. С Василием тебе поговорить надо перво-наперво. Я тебя научу, что можно сделать, но ты только про это никому не рассказывай. А то и до подземелий не всякому повезет дойти своими ногами.

Нина мелко покивала, придвинулась к Феодору поближе. Тот понизил голос:

– Ты пойди к дворцу, к тем воротам, где императорские кухни да склады расположены. Это слева от храма, ближе к проливу. Через те ворота во дворец привозят снедь разную. Мы, бывает, тоже хлеба присылаем. Спроси Сéргиуса, скажи, от Феодора пришла. И разъясни, что великий паракимомен ждет от тебя весточки, а стража, видать, передать забыла. Сергиусу это не в новинку, у великого паракимомена и за стенами дворца есть и глаза, и уши, и ноги. Он найдет способ, как передать.

Нина покачала головой, опять удивляясь тому, что Феодору даже про дворец известно да про шпионов Василия.

– Только зайди к Гликерии сперва, поешь да отдохни. Выглядишь уж больно уставшей.

– Спасибо тебе, почтенный, – Нина послушно поднялась и, поблагодарив Феодора за помощь, зашла в пекарню. Гликерия суетилась, обслуживая покупателей. Нина ополоснула руки, присела на лавку рядом с невысоким столиком. Молодой пухлый помощник, повинуясь знаку Гликерии, принес Нине ломоть хлеба, плошку со свежими крупно нарезанными овощами, щедро политыми маслом, чашу с разведенным горячей водой вином. Нина не привыкла есть в середине дня, но от всех переживаний и хождений за сегодняшний день проголодалась.

Гликерия вскоре подсела к ней, улыбаясь.

– Да ты, подруга, как из дальнего похода. Никогда не видела, чтобы так быстро с едой расправлялась.

– Спасибо тебе, Гликерия. Что-то я и правда оголодала. Да и хлеб твой невозможно не съесть. Вкусно-то как.

– Ешь, тебе надо раздобреть хоть немного. А то замуж тебя так и не выдадим.

– Да я замуж не собираюсь. Ты лучше расскажи, говорила ли с Феодором о своем друге сердечном? – Нина перешла на шепот.

– Ой, боюсь я. Вдруг откажет.

– Да с чего ему отказывать-то?

– А скажет, что сикофант – занятие непочтенное.

– Погоди-ка, – заволновалась Нина. – Так это сикофант?

Гликерия покраснела, прикрыла руками лицо, кивнула.

– Не дело это, Гликерия! Конечно, Феодор откажет!

– Да с чего ты взяла?! Он человек хороший, образованный. Сикофантом тоже быть нелегко, знаешь ли.

– Да ведь он женат! Ты сама-то подумай! У него детишек двое!

– Врешь ты все! Нет у него ни жены, ни детей! Он сказал, что холост, что только меня и ждал… – На глазах у Гликерии показались слезы. – Ты же мне как сестра, а туда же, как услышала про сикофанта, так все грехи ему приписала.

– Гликерия, одумайся, – начала увещевать ее Нина.

– Я думала, ты мне поможешь, а ты вон как, – вдруг спокойно сказала Гликерия. – Уходи! Я с ним уеду и обвенчаюсь тайно, а тебя не позову вовсе.

– Гликерия, как ты с ним обвенчаешься, он женат!

– Врешь ты все, счастья моего не хочешь. Уходи!

Нина, устав от оскорблений, которые на нее сегодня сыпались, встала. Положила на стол монеты.

– Вот спасибо тебе, хозяюшка, и за угощение, и за слова добрые. Дай тебе Бог счастья, за женатого-то замуж выйти.

– А тебя, худую такую, вообще никто не возьмет! – вслед ей съязвила Гликерия.

– Зато ежели возьмет, так я хоть в дверях храма не застряну! – не осталась в долгу Нина.

– Ага, да только тощая-то корова еще не газель!

Нина в ярости выскочила из пекарни, заспешила по Мезе к дворцу. Слезы катились по лицу. Сперва Аглая, теперь вот Гликерия. И это самая близкая подруга, с кем она дружна с детства, и в счастьи, и в горести были вместе! И что она нашла в сикофанте? Нина ни красы, ни ума особого в нем не видела. Вот уж точно, при засухе и град хорош, сердито подумала она про Гликерию.

В таком состоянии Нина до дворца добралась быстро, сама не заметила, как оказалась перед воротами, что близко к храму. Пройдя вдоль высокой стены, она нашла небольшой вход под одной из башен, обрамленный кипарисами. Обратилась к охранникам, спросила все, как Феодор велел. Ее пропустили, сказали подождать во дворе.

Нина огляделась. Хозяйственный двор был не такой чистый, как у ворот, откуда ее в гинекей проводили. Мрамора тут не видать, дома, правда, каменные, высокие, но простые. К строениям с широким входом вели протоптанные колеи, похоже, от телег, что доставляли продукты. Пахло тут рыбой, знать, недавно привозили, вон, даже влажные пятна на дороге еще не подсохли. К рыбному аромату примешивался запах гнилых отбросов из больших бочек в углу. А что поделать – у всякого дворца и хозяйственный двор есть, и бочки с помоями.

К ней приблизился седой прислужник с аккуратно подстриженной бородой, в льняной тунике с закатанными рукавами.

– Здравствуй, уважаемая. Мне сказали, ты весточку принесла от Феодора.

– И ты здравствуй, почтенный Сергиус. Да, Феодор велел мне тебя найти. Могу ли я передать через тебя слово великому паракимомену?

– Отчего же не передать. Скажи свое слово.

– Передай ему, что Нина в аптеку его молит прийти сегодня. И что опасность грозит великая.

– Я тебя выслушал, уважаемая. Слово твое передам. Кланяйся от меня Феодору. – он, повернувшись, ушел.