A moongate in my wall: собрание стихотворений - [16]
Шрифт
Интервал
какие-то неведомые струны,
послушные полуночным лучам.
И эти струи — только отраженья
разлившихся, расплесканных прудов,
и отзвуки — пустые повторенья
пропетых песен, сломанных смычков.
И корабли везут свои поклажи —
награбленное золото луны —
на берега — дразнящие миражи,
рисующие сказочные сны.
1925
81. «Гора, покрытая ковром зари и юга…»
Гора, покрытая ковром зари и юга,
и северная дикая скала…
И нам с тобою не видать друг друга,
хоть я тебя настойчиво звала.
Теперь и ждать и спрашивать не стоит.
Стрела рассталась с луком, ты — со мной.
Теперь пусть каждый сам себе пророет
свою тропу на пустоши земной.
Но даже там, где черная берлога,
где не достать до глаз моих лучу,
я не забуду, что была тревога,
и не любить тебя не захочу.
1926
82. «Из камня белого Каррары…»
Блоку
Из камня белого Каррары
твой профиль вы сечет рука,
сереброструнные гитары
передадут тебя в века.
Ты будешь юный и певучий,
певцы живые не затмят
ушедший твой печально-жгучий
и гордый и глубокий взгляд.
Твой будет свет — лучом от Бога,
тебя мы чудом назовем
и самой трудною дорогой
к своим святилищам пойдем.
1926
83. «When the heat has fallen and the skies are calm…»[77]
М.А.Z.
When the heat has fallen and the skies are calm
and the desert sands are turning black from red,
I can see your image in the drooping palm,
w here the smoke goes upward in a silver thread.
Then I leap and call you in a pleading tone,
and forget — Great Allah — that you cannot come,
for your fairy dust on many winds is blown,
and your lute is broken, and your hands are numb.
1925
84. God's World. Edna St. Vincent Millay («О, мир, я упиваюсь так тобой!..»)[78]
О, мир, я упиваюсь так тобой!
Твой ветер, серый неба свод,
туман, что встанет и плывет!
В осенний этот день твой яркий лес
и той скалы чернеющий навес,
и тот утес, поднявшийся дугой!
Мир, как налюбоваться всласть тобой!
Извечно чудо: но вот этот год
во всем такая страсть видна,
что душу трогает она
и тянет прочь. Бог, я боюсь, что Ты
дал миру слишком много красоты.
Как рвется сердце! Пусть не упадет
горящий лист; пусть птица не зовет.
1929
85. «Как только я умру и светлый надо мной…»[79]
Как только я умру и светлый надо мной
тряхнет Апрель дождем промытое руно,
пусть даже ты придешь, изломанный тоской,
— мне будет все равно.
Со мною будет мир, как в зелени ветвей,
когда побеги дождь на землю приклонил.
— и сердце замолчит и будет холодней,
чем ты со мною был.
1926
86. «Твои глаза — две быстрых птицы…»[80]
Гале Ивановой
Твои глаза — две быстрых птицы,
они проснулись и летят,
и видевшим однажды снится
твой крыльями взмахнувший взгляд.
Твои глаза — две ярких птицы,
что прямо с солнца принесли
его целебную частицу
для нищей и больной земли.
Твои глаза — две певчих птицы,
и звуки райской песни в них;
кто этой песни приобщится,
тот не пойдет искать других.
1927
87. «Мы видели твою зарницу…»
Блоку
Мы видели твою зарницу
у вод священного пруда,
и нам, я знаю, не приснится
прекрасней скажи никогда.
За синие лесные воды
ты отошел, и больше нет
того, что ждали все народы
безропотно так много лет.
Для чьей страны ты нас покинул,
мы не видали. Нам темно.
Прощальным пологом задвинул
свое блеснувшее окно.
1927
88. «Видишь, я сегодня горда…»
Видишь, я сегодня горда
(точно с неба упала звезда!),
вверх загнулись кончики губ
(точно Бог на веселье не скуп!):
точно стаи синие птиц
прилетели от дальних границ,
и внизу цветы расцвели
на отравленных топях земли…
Боже, будь же милостив к нам —
дай подольше цвести тем цветам!
1928
89. «Нет, любовь сильней, чем это…»
Нет, любовь сильней, чем это:
блудным сыном бродит любовь,
убежит до окраин света
и потом воротится вновь.
Проберется выцветшим садом,
где убитые мотыльки,
и опять нирваной и адом
запылают, вспомнив, зрачки.
Побоится — вдруг не ответят
за грехи прошедшей поры,
но ее сокровища встретят
и торжественные пиры.
И любовь, устав от разлуки,
с яркой свечкой в полночь придет
положить скрещенные руки
на забытый долго киот.
1926
90. «Дни пройдут, и много новых дней…»
Дни пройдут, и много новых дней
пробежит избитыми путями,
на которых лес корявых иней
будет выжжен между мной и вами.
В чаще леса звезды не горят.
Может быть, и мне и вам случится
в темноте, где филины кричат,
в лабиринте жизни заблудиться.
На какой опушке вас найду?
Где лежит ваш путь? Когда б я знала,
синюю, лучистую звезду
я бы вам сопутствовать послала.
Вам тогда бы не было темно,
вас бы тронуть не посмели совы.
Только мне и звезды, все равно,
не прогонят призраков дубровы.
1925
91. «Breakers upon the seashore, you and I…»[81]
W.F.
Breakers upon the seashore, you and I,
the sand, a bird, a mass of yellow weeds —
things that have come into this world to die,
things that have all aspired to greater deeds…
Here in the silence of each other's hand,
tell me, which is it I should cherish best —
you, or the flying shadow on the sand —
or the bright wave that rises to a crest?
You dare not speak. The ocean will not tell.
Let us love on, hope on; I am afraid
that if I watch too long the water swell
I may forget the vows that I have made.
1926
92. «Я песню тебе спою…»
Я песню тебе спою
на флейте своей певучей,
когда за чащей дремучей,
за синей горною кручей
запрячет вечер зарю.
Пусть звуки песни моей
с твоей сольются игрою,