А. Г. Орлов-Чесменский - [32]
— Думаешь? А почему бы и нет? Веселый такой. Сердечный. Душа нараспашку. А танцевал-то как!
— Тебе, тебе, красавица наша, под стать: с вечера начнет до полудня следующего не остановится.
— А наездник какой! Все бы ему по полям летать. Вот и гадай, в кого племянненка родная пошла.
ВОСТОЧНАЯ ПРУССИЯ
Русский военный лагерь под Алленбургом
Офицеры П. П. Пассек, А. Т. Болотов, Г. Г. Орлов, граф И. фон Шверин
— Господа, вы слышали: отступление?
— Отступление? Какое отступление? Чье? Неужто наше?
— Это невероятно!
— После победы у Гросс-Егернсдорфа? Полноте, граф!
— Если это шутка, она неуместна, ваше сиятельство, и я…
— Полно, Орлов. Я офицер, а офицеры, как вам следовало бы быть известным, не шутят о полях сражений.
— Граф, Бога ради, не обращайте внимания на несдержанность нашего Григория Григорьевича. В конце кондов, он был ранен как раз под этой деревней и сам стал свидетелем одержанной победы.
— Да ты себе не представляешь, Болотенко, какой!
— Вот уж тут, позвольте с вами не согласиться, Орлов. Победа была одержана, но при каком преимуществе в численности: у фельдмаршала Левальда 24 тысячи, а у нашего Апраксина 55. Апраксин успешно отразил атаки, но не более того. Иначе он бы двинул наши части в общее наступление. Вместо же этого он счел целесообразным стянуть все свои силы здесь, под Алленбургом.
— Я не собираюсь обсуждать полководческие таланты нашего старика. Главное — русские солдаты сражались замечательно!
— Никто в этом не сомневается, как и в твоей, Гришенька, храбрости. Только сейчас важно не это. Откуда ваша новость, ваше сиятельство?
— К сожалению, из военного совета. Мой добрый знакомец был у дверей по своим обязанностям адъютанта. Господа генералы спорили очень долго, но Апраксин настоял на своем.
— Но должны же были быть причины!
— Они и были, Болотов: нехватка провианта и фуража.
— Только-то и всего! Но сейчас всего лишь 27 августа. До зимы запасы ничего не стоило подвезти. В конце концов, если я могу посылать своего человека в свое поместье в 120 верстах за Москвой за шубой, тулупом, съестными припасами, почему же это невозможно для армии?
— Скорее, видно, не нужно, Андрей Тимофеевич.
— И Пассек прав: не нужно. Ходят слухи, что Апраксин получил предупредительное письмо от своего приятеля — великого канцлера. Алексей Петрович Бестужев-Рюмин якобы сообщил ему о скорой кончине ныне царствующей императрицы. Имея в виду интересы великой княгини, канцлер пожелал иметь армию под рукой, а не в далеком походе. К тому же у него иные интересы в начавшейся войне.
— Но ведь если бы даже, не дай Госцодь, что-нибудь случилось с благополучно царствующей монархиней, у нас есть законный наследник, будущий император Петр Федорович. При чем же здесь великая княгиня?
— А ты подумай, подумай, Григорий Григорьевич. С кем ты сражался — с пруссаками? Для великого же князя нет друзей лучших, чем они. Вспомни, в каких нарядах, сказывали, великий князь щеголяет, какую муштру на прусский манер на своем плацу разводит. Языка русского не переносит, чуть что на немецкий переходит. За столом иных тостов не произносит, как за великого своего сродственника Фридриха.
— Сам знаю, Пассек. А великая княгиня…
— Что ж, великая княгиня она все к русским нравам приноравливается. Который год речь российскую одолевает. В церкви службы не пропустит.
— Разве что одолевает. Все едино все слова коверкает. А церковь — была немецкой веры, такой и останется в душе-то.
— Ну уж, душа тут, Орлов, вовсе ни при чем. Монархи руководствуются государственными интересами.
— Монархи! Далеко кулику до Петрова дня!
— Сегодня, может, и далеко, а завтра, может, и поближе станет. Канцлер наш великий зря хлопотать не будет. Ему у престола быть надобно. Уж такой уродился.
— Чем это плохо, Пассек? Чем всю жизнь в прихожей торчать, лучше в тронный зал протиснуться.
— А как же — веселее, наряднее, да и прибыльнее. Не каждому, как нашему Болотенке, одни книжки в радость. Да и то, полагаю, у него страсть такая больше от молодости да застенчивости. В миру жить — мирские песни распевать.
— Да больно она не видная из себя, великая-то княгиня. По совести, и глядеть не на что.
— Ты сначала, Орлов, порфиру-то на нее накинь, а там сам растеряешься, какой писаной красавицей тебе представится. Дело-то житейское: была бы власть да богатство — они, голубчик, кому хошь глазки-то ослепят.
ПЕТЕРБУРГ
Загородный дом К. Г. Разумовского. Оранжерея
Граф Кирила Разумовский, Григорий Теплов
— Кирила Григорьевич, батюшка, насилу тебя сыскал. Ишь в чащобу какую забрался — не докличешься!
— Да ты что, Григорий Николаевич, что за спех такой? Часу не прошло, за обедом вместе сидели. Что за надобность такая?
— Ехать, батюшка, надо. В Петербург бесперечь ехать.
— Зачем мне Петербург? Случилось что?
— Случилось, Кирила Григорьевич, — нарочный прискакал. Государыне императрице плохо.
— Как плохо?
— Думали, кончается. Восьмого, вишь, сентября как в припадке упала, без малого цельную ночь в чувство привести не могли. Глаза закатились. На губах пена.
— О, Господи! Да с чего это? Огорчение какое?
— Да мало ли их в жизни, огорчений-то. Из них одних жизнь человеческая соткана. Тут другое: не срок ли государынин пришел? Судьбу-то не обманешь, хоть какого молодого аманта ни заводи — только век укоротишь.
Гоголь дал зарок, что приедет в Москву только будучи знаменитым. Так и случилось. Эта странная, мистическая любовь писателя и города продолжалась до самой смерти Николая Васильевича. Но как мало мы знаем о Москве Гоголя, о людях, с которыми он здесь встречался, о местах, где любил прогуливаться... О том, как его боготворила московская публика, которая несла гроб с телом семь верст на своих плечах до университетской церкви, где его будут отпевать. И о единственной женщине, по-настоящему любившей Гоголя, о женщине, которая так и не смогла пережить смерть великого русского писателя.
Сторожи – древнее название монастырей, что стояли на охране земель Руси. Сторожа – это не только средоточение веры, но и оплот средневекового образования, организатор торговли и ремесел.О двадцати четырех монастырях Москвы, одни из которых безвозвратно утеряны, а другие стоят и поныне – новая книга историка и искусствоведа, известного писателя Нины Молевой.
Эта книга необычна во всем. В ней совмещены научно-аргументированный каталог, биографии художников и живая история считающейся одной из лучших в Европе частных коллекций искусства XV–XVII веков, дополненной разделами Древнего Египта, Древнего Китая, Греции и Рима. В ткань повествования входят литературные портреты искусствоведов, реставраторов, художников, архитекторов, писателей, общавшихся с собранием на протяжении 150-летней истории.Заложенная в 1860-х годах художником Конторы императорских театров антрепренером И.Е.Гриневым, коллекция и по сей день пополняется его внуком – живописцем русского авангарда Элием Белютиным.
Дворянские гнезда – их, кажется, невозможно себе представить в современном бурлящем жизнью мегаполисе. Уют небольших, каждая на свой вкус обставленных комнат. Дружеские беседы за чайным столом. Тепло семейных вечеров, согретых человеческими чувствами – не страстями очередных телесериалов. Музицирование – собственное (без музыкальных колонок!). Ночи за книгами, не перелистанными – пережитыми. Конечно же, время для них прошло, но… Но не прошла наша потребность во всем том, что формировало тонкий и пронзительный искренний мир наших предшественников.
Петр I Зураба Церетели, скандальный памятник «Дети – жертвы пороков взрослых» Михаила Шемякина, «отдыхающий» Шаляпин… Москва меняется каждую минуту. Появляются новые памятники, захватывающие лучшие и ответственнейшие точки Москвы. Решение об их установке принимает Комиссия по монументальному искусству, членом которой является автор книги искусствовед и историк Нина Молева. Количество предложений, поступающих в Комиссию, таково, что Москва вполне могла бы рассчитывать ежегодно на установку 50 памятников.
Книга «Ошибка канцлера» посвящена интересным фактам из жизни выдающегося русского дипломата XVIII века Александра Петровича Бестужева-Рюмина. Его судьба – незаурядного государственного деятеля и ловкого царедворца, химика (вошел в мировую фармакопею) и знатока искусств – неожиданно переплелась с историей единственного в своем роде архитектурногопамятника Москвы – Климентовской церковью, построенной крестником Петра I.Многие факты истории впервые становятся достоянием читателя.Автор книги – Нина Михайловна Молева, историк, искусствовед – хорошо известна широкому кругу читателей по многим прекрасным книгам, посвященным истории России.
Пугачёвское восстание 1773–1775 годов началось с выступления яицких казаков и в скором времени переросло в полномасштабную крестьянскую войну под предводительством Е.И. Пугачёва. Поводом для начала волнений, охвативших огромные территории, стало чудесное объявление спасшегося «царя Петра Фёдоровича». Волнения начались 17 сентября 1773 года с Бударинского форпоста и продолжались вплоть до середины 1775 года, несмотря на военное поражение казацкой армии и пленение Пугачёва в сентябре 1774 года. Восстание охватило земли Яицкого войска, Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее и Нижнее Поволжье.
В сборник вошли три самых известных романа Луиджи Малербы — «Змея», «Греческий огонь» и «Итака навсегда», которых объединяют яркая кинематографич-ность образов, оригинальность сюжетов и великолепный, сочный язык героев.Луиджи Малерба (псевдоним Луиджи Банарди) — журналист, сценарист и писатель, лауреат множества национальных и международных литературных премий, автор двадцати семи произведений — по праву считается одним из столпов мировой литерататуры XX века, его книги переведены практически на все языки и постоянно переиздаются, поскольку проблемы, которые он поднимает, близки и понятны любому человеку и на Западе, и на Востоке.
Роман английского писателя Джея Уильямса, известного знатока Средневековья, переносит читателя в бурные годы Третьего крестового похода Легендарный король Ричард Львиное Сердце, великий и беспощадный воитель, ведет крестоносцев в Палестину, чтобы освободить Святой Город Иерусалим от власти неверных. Рыцари, давшие клятву верности своему королю, становятся участниками кровопролитных сражений, изнурительных осад и коварных интриг, разыгравшихся вокруг дележа богатств Востока. Что важнее: честь или справедливость – этот мучительный вопрос не дает покоя героям романа, попавшим в водоворот грандиозных событий конца XII века.Джей Уильямс (1914 – 1978) – британский писатель, снискавший большую популярность детскими книгами.
"Глухая пора листопада" – самый известный в серии романов Юрия Давыдова, посвященных распаду народовольческого движения в России, в центре которого неизменно (рано или поздно) оказывается провокатор. В данном случае – Сергей Дегаев, он же Яблонский...
В романе автор обратился к народной легенде об отсeчении руки Константину Арсакидзе, стремился рассказать о нем, воспеть труд великого художника и оплакать его трагическую гибель.В центре событий — скованность и обреченность мастера, творящего в тираническом государстве, описание внутреннего положения Грузии при Георгии I.
Дневник американской девочки Эмбер Биллоуз, которая вместе с отцом-журналистом оказывается на тихоокеанской базе США Перл-Харбор. День 7 декабря 1941 года изменил американскую историю. В результате нападения японцев США потеряли много кораблей и самолетов, тысячи людей погибли. Трагедия Перл-Харбора изменила взгляды американского руководства на мировую политику. На следующий день, 8 декабря, США вступили во Вторую мировую войну.Одна из книг весьма популярной в США серии (оригинальное название «Dear America»)
Роман известного писателя-историка Сергея Мосияша повествует о сподвижнике Петра I, участнике Крымских, Азовских походов и Северной войны, графе Борисе Петровиче Шереметеве (1652–1719).Один из наиболее прославленных «птенцов гнезда Петрова» Борис Шереметев первым из русских военачальников нанес в 1701 году поражение шведским войскам Карла XII, за что был удостоен звания фельдмаршала и награжден орденом Андрея Первозванного.
Новый роман современного писателя-историка А. Савеличе-ва посвящен жизни и судьбе младшего брата знаменитого фаворита императрицы Елизаветы Петровны, «последнего гетмана Малороссии», графа Кирилла Григорьевича Разумовского. (1728-1803).
Романы известных современных писателей посвящены жизни и трагической судьбе двоих людей, оставивших след в истории и памяти человечества: императора Александра II и светлейшей княгини Юрьевской (Екатерины Долгоруковой).«Императрица тихо скончалась. Господи, прими её душу и отпусти мои вольные или невольные грехи... Сегодня кончилась моя двойная жизнь. Буду ли я счастливее в будущем? Я очень опечален. А Она не скрывает своей радости. Она говорит уже о легализации её положения; это недоверие меня убивает! Я сделаю для неё всё, что будет в моей власти...»(Дневник императора Александра II,22 мая 1880 года).
Вошедшие в том произведения повествуют о фаворите императрицы Анны Иоанновны, графе Эрнсте Иоганне Бироне (1690–1772).Замечательный русский историк С. М. Соловьев писал, что «Бирон и ему подобные по личным средствам вовсе недостойные занимать высокие места, вместе с толпою иностранцев, ими поднятых и им подобных, были теми паразитами, которые производили болезненное состояние России в царствование Анны».