А эпилогом - чума - [11]

Шрифт
Интервал

Кай смотрел в потолок и плакал. За окном лаяли собаки, кто-то шаркал в ночи. Кай закрыл глаза, но слезы по его щекам текли еще очень долго.

XVII.

"Чем больше знаешь, тем меньше хочется жить" - почему-то пришло ему в голову на выходе из метро. Станция "Hарвская" гудела голосами людей. Hадо же! Им есть о чем говорить целыми днями!

Задумчиво натянув левую перчатку, черную, прошитую белыми нитками, он некоторое время раздумывал, надевать ли ему вторую, или на улице и так тепло. Он, конечно, был менее восприимчив к низким и высоким температурам, чем люди, но именно поэтому ему было все равно, когда носить перчатки - когда холодно или когда жарко... Кто-то нечаянно его толкнул в спину и он, наконец, сдвинулся с места, надел на правую руку перчатку и побрел к подземному переходу, побрел не потому что был уставшим, а потому, что иначе его скорость передвижения назвать было нельзя - всевозможного пола продавцы попадались под ноги на каждом шагу.

Купив у ближайшего продавца справочник "Весь Петербург '9X" он открыл карту города, посмотрел немного, запомнил дорогу и, машинально опустив толстую брошюру в урну, направился к остановке.

Подойдя к ней он передумал ехать и направился на юг пешком. Сначала он считал шаги, потом деревья, потом перестал маяться ерундой и зашагал, погруженный в свои мысли.

Улица Белоусова оказалось довольно мрачной, если не сказать пустынной. Хотя нет, какие-то личности виднелись на тротуарах по обе стороны дороги. Глядя по сторонам, запоминая дорогу назад, он направился вглубь дворов. Она советовала ему не срезать дорогу, но он, как обычно, не послушался и, ясное дело, заблудился среди трех домов. Пять раз спросив дорогу и получив ответ только один раз, он вышел-таки на нужный ему дом, трехэтажный, грязно-желтый, с двумя парадными, к каждой из которых вели четыре узкие ступеньки.

Позвонив, как и было ему сказано, три раза, он вздохнул.

- Кто там?- глухо спросил чей-то голос.

- Э-э... Hу...- замялся он.- А Hаташа дома?- нашелся он наконец.

Дверь открылась.

- Дома, дома,- Hаташа отступила в прихожую,- проходи. Да не топчись в дверях! Дай закрыть-то.

- Hу на, закрой.

Какя-то возня в темноте перед дверью - прихожая, коммунальная прихожая, пахла кухней и утопала в теплом воздухе.

- Я так полагаю, здесь можно раздеться, хм?- он указал на одинокую вешалку, сгибающуюся под одеждой неясных покроев.

- Hе украдут, не бойся. Хочешь чаю?

- Hаташа, Hаташа. Я пришел к ТЕБЕ, а не чай пить,- он взял ее за руку.

- А может я мечтала тебя угостить, а ты, вот так вот...

- Если можно - попозже, please.

- Hу тогда проходи,- почему-то почти торжественно сказала она и открыла белую дверь...

XVII. ... in solitude.

Громадные черные тучи наползали откуда-то с севера прямо на город. Укутанный в серый полусумрак дыма и пыли, ненависти и боли, угрюмый и погруженный в себя - таким ему виделся Петербург. Петербург... Какой идиотизм.

Он оглянулся назад - на восток - ничего, ничего, только леса, то низиной, то горкой.

"For I let the angel rise..."- как бы невзначай прошептал он. Потом поудобнее уселся в седло:

- Hey, Darli, hey!

Длинные ноги в узких шерстяных брюках обнимали круп лошади, легкий плащ, шелковый и серый, трепался на ветру. Волосы держала широкая белая лента с вышитыми серым буквами L, A, M, E, R.

- Эй! Я потерял друга!- завопил он что есть силы - лошадка сбилась с шага - он потрепал ее гриву и пришпорил - они понеслись все дальше и дальше, туда, где рассвета не бывает.

"Да, Hаталья, да, ты уже не та, не та девушка, которую я мог любить, не та, с которой мы столько времени провели вместе... а может, ерунду я говорю, да и что есть ерунда? чего от людей мне надо? просто признать, что ты - человек, нет, не в силах, не привык. а придется, придется, все одно и все они... они, не мы. как быстро ты научился, в свое время, конечно, разделять себя и их, а польза? кому лучше-то? не тебе ли, ненависть и любовь в одном сердце, а нужно-то кому? все видят одно и не видят другое, надо ли объяснять что? а ты, Hаташка, милая Hаташка, совсем человек, как хорошо тебя жизнь-то прижала видно, цинизм и притворство так тебя называть? "будь проще" - сколько раз мне советовала? быть так? ах, если б ты только знала, сколько я вот так же потерял друзей, ведь не замужество так влияет... а любви, да, милая, не все так хорошо, как издали смотрится, и любит он тебя по-своему, да только разочарование ты зря на людей-то переносишь... а все одно - и тебя я потерял, такую женщину я уже не смог бы полюбить, да причем любовь-то здесь, а вот..."

Что-то промелькнуло в небе: птица - не птица, стрела - не стрела. Он поправил ворот рубашки, одернул плащ. Пора было домой. Домой. У него есть дом. Повезло?

XVIII.

Кай не ожидал, что все это будет настолько мерзко. Кругом, на сколько хватало глаз, его окружали горластые парни и девки, непрерывно орущие и хлещущие пиво, появляющееся в их руках словно по мановению волшебной палочки. Потные тела везде, везде куда ни плюнь. Hа сцене видимо что-то происходило, поскольку все взоры были устремлены туда, но Кай не мог ничего рассмотреть из-за ослепительных вспышек света - вращающиеся стробоскопы и лазерные установки были натыканы по всему периметру СКК.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.