...А что будем делать после обеда? (сатирические рассказы о маленькой стране) - [22]

Вот, собственно, и конец всей истории.

Вскоре после нашего последнего разговора Штоклер заболел и немного спустя умер.

Я узнал траурную весть из письма его вдовы. Она сообщала, что ее покойный муж думал обо мне на смертном одре и постоянно строил большие планы, которые он хотел осуществить со мной, и только со мной.

Вчера ночью мой телефон зазвонил. Это был Штоклер.

— У меня сейчас получше со временем, — сказал он могильным голосом. — И я хотел бы сделать вам очень интересное предложение.

— Прекрасно, — ответил я. — Позвоните мне сразу, как только сможете.

Парад вундеркиндов

Еврейская религия предписывает с безграничным оптимизмом, что ребенок мужского пола на свое тринадцатилетие переходит во взрослое состояние. Это судьбоносное событие называют "бар-мицва", и ребенка учат молиться, как раввина, и благодарить своих великолепных родителей за все их мнимые благодеяния. Может быть, ребенок и станет мужчиной, но уж родители, точно, — инфантильными.

Рождение писателя

Рано утром зазвонил телефон.

— Алло, — пропыхтел мужской голос. — Мне настоятельно требуется с вами поговорить.

— По какому вопросу?

— Это не по телефону.

— Мне очень жаль, — возразил я, — но я каждый день получаю примерно по дюжине звонков, и в основном, речь идет о бар-мицве маленького Ионы, для которого я должен написать речь.

— Уж не полагаете ли вы, — возмущенно прервал меня собеседник, — что я вам звоню в такую рань из-за подобной чепухи? Выходите-ка поскорее.

Он назвал свое имя, которое показалось мне знакомым, где-то между правительством и тяжелой промышленностью. Ну, да ведь всех не упомнишь. И я поторопился.

Промышленное правительство ждало меня у входных дверей.

— Нельзя терять ни минуты, — строго сказал он, пока мы вскарабкивались по лестнице. — У моего сына Ионы скоро бар-мицва, ему нужна речь.

Я хотел немедленно вернуться домой, но он меня остановил.

— Пожалуйста, не разочаровывайте нас, — взмолился он. — Мы рассчитываем только на вашу помощь. Мальчик так любит и почитает нас и не имеет иной заветной мечты, кроме как поблагодарить нас от всего сердца за все наши благодеяния.

— Ну, и пусть благодарит.

— С помощью речи.

— Пусть сам ее и напишет.

— Этого он не умеет. Ну, пожалуйста, пожалуйста. Вы должны нам помочь. Только такие гении, как вы, способны на это. Само собой разумеется, за гонорар, если вы так хотите. Но деньги не играют никакой роли. Важно только время. А оно поджимает. Дорог каждый час. Каждая минута. Да поймите же вы, наконец! Поймите отчаявшееся отцовское сердце.

И он попытался упасть передо мной на колени.

Я остановил его и почувствовал, что таю.

— Только одну малюсенькую речь. Полную чувств, переполняемую детской благодарностью, желательно в стихах. Сколько раз в жизни бывает бар-мицва? И в этот один-единственный раз вы не можете отказать.

Я действительно не мог. Отчаявшееся отцовское сердце победило меня.

— Когда вам нужен конспект?

— Вчера. Мы уже накануне.

— Но мне нужно по меньшей мере пару дней.

— Это невозможно! Подумайте, ведь ребенку надо весь текст выучить наизусть. Сегодня вечером, умоляю! Сегодня вечером!

— Ну, хорошо. Скажем, в девять.

— В половине девятого! Я удвою гонорар, если вы подготовите к половине девятого!

Он едва не целовал мне руки. Уже от дверей он крикнул мне:

— В восемь! Не забудьте, самое позднее — в восемь!

Дома самая лучшая из всех жен встретила меня новостью, что кто-то только что позвонил и сказал только "без десяти восемь". Я сказал ей, что она меня чрезвычайно обяжет, если сварит чрезвычайно крепкий кофе и позволит мне поработать.

Затем я попытался внушить себе кипение ума и духа юного Ионы. Как бы он мог его выразить? Вероятно, так:

О мои дорогие родители,

Обо мне вы заботились длительно.

За то от меня благодарность вам будет.

Вы действительно очень приятные люди.

Может быть, несколько суховато, но, по крайней мере, подходящее начало.

Пока я обдумывал продолжение, почтальон принес букет цветов с карточкой: "Всего наилучшего! Пожалуйста, в половине восьмого!".

Следующая строфа звучала:

В этой данной мне вами жизни прекрасной

Я с рожденья катаюсь, как сыр в сливочном масле.

Подарили мне жизнь вы, конечно, недаром,

И за это я руки вам жму благодарно.

Последовала следующая помеха в виде телефонного звонка.

— Как продвигается? — осведомилось отчаявшееся отцовское сердце. — Что-то уже готово?

Я ознакомил его с имеющимися результатами.

— Неплохо, — высказался он. — Но было бы неплохо зарифмовать и имя мальчика. Ведь он нас просто обожает. Значит, в двадцать минут восьмого?

— Я приложу все силы, — обещал я, отключил телефон и вернулся к поиску рифмы к имени Иона. Оно было слишком нелепо. Ну, почему люди не могли назвать своего никчемного отпрыска как-нибудь иначе? Скажем, Муля, с уже встроенной рифмой к "сынуля"? Я уже молчу про Эфраим, воистину образцовое имя, которое само собой рифмуется с "Иерушалаим", и вообще ко всему подходит. Так нет ведь, именно Иона, будь они неладны.

Наконец, я поймал:

Вам в подарок, родители, алые розы,

Вам мои благодарные слезы,

И давно уже в зале влажны микрофоны

От умильных рыданий вашего Ионы.

Экстренный курьер вырвал бумагу из моей пишущей машинки и исчез. Я практически вовремя сдал работу. Затем я погрузился в глубокий, полный сновидений сон.