А. А. Прокоп - [19]

Отец Кирилл очень медленно пошел к дому Елизаветы Павловны. Идти было далеко, особенно измеряя расстояние стариковскими шагами. Почти в полной темноте, слыша стук собственного сердца, отец Кирилл через двадцать минут оказался возле старенького наполовину вросшего в землю дома. Почерневший и обветренный со всех направлений дом, смотрел своими подслеповатыми окошками на отца Кирилла недружелюбно. Темная враждебность заставила ощутить себя ещё возле калитки, а когда калитка противно и как показалось, слишком сильно скрипнула, отец Кирилл почувствовал озноб. Ему на долю секунды показалось, что в тёмных и безжизненных окнах мелькнула зловещая тень всё того же капитана Резникова. Следующий взгляд всё же развеял видение, но дом Елизаветы Павловны был абсолютно мертв. Он тонул в неприятном холоде, отгоняя от себя отца Кирилла. Ещё один шаг заявил о себе звуком, но на этот раз под ногу попала простая жестянка. Отец Кирилл приблизился к ближнему окошку. Тихо постучал с большими интервалами. Стук отозвался эхом, которое оглушило отца Кирилла. Пронеслось вокруг дома и вернулось к стучащему отцу Кириллу в виде тяжелого стука сердца, которое захлебывалось кровью не имея сил протолкнуть её, как следует. Отец Кирилл повторил стук, повторилось и эхо. Пауза застыла в висках и груди. Только дом был немой. Это заставило отца Кирилла дышать ещё тяжелее, хотя у него не было для этого никакой возможности. Глаза на секунду потеряли нормальный фокус зрения, когда за спиной заскрипела калитка. Отец Кирилл обворачивался целую вечность. Когда он — это сделал, то сел на прогнившие доски земляной завалинки. Позади него никого не было, но калитка двинулась со своего места в третий раз, издав всё тот же скрипучий звук. Отец Кирилл впервые за десять лет пожалел, что избавился от револьвера. Хотя другая мысль, четко объясняла ему, что даже десять револьверов не помогут ему в данную минуту. Просто присутствие оружия могло помочь ему успокоить расшатанные до предела нервы. Много раз раньше ощущал он, это чувство. Может и сейчас тяжёлая рукоятка охладила бы кровь, заставила затормозить бешеный пульс. Но карманы были пусты. Темень стала просматриваться. Тишина снова накрыла его плотным колпаком, а с реки тянуло заметной прохладой. Отец Кирилл постарался мысленно успокоиться. Несколько минут настраивал себя на следующий шаг. После этого поднялся на ноги. Его глаза смотрели на мёртвый дом Елизаветы Павловны, логика упорно подсказывала страшное, но остальная часть сознания не хотела уместить это в понимании. Буквально позавчера он видел старушку, пусть издалека, но она была жива, еле-еле ковыляла, опираясь на старую палку. Сейчас он ещё не видел её мертвой, только точно знал, что она мертва. Оставалось убедиться в этом и страшное таилось не в факте смерти, а в присутствии следов, которые мог оставить Резников. Прошёл от силы час, но этого оказалось достаточно, чтобы отец Кирилл смирился с невероятным возвращением бывшего товарища по оружию…

…Отец Кирилл переступил порог. Тёмная, мрачная комната встретила его зловещим дыханием смерти, которая находилась в двух шагах от него. Большими глазами зияющей пустоты смотрела она за ним, за каждым его шагом. И он сделал ещё шаг, начал искать выключатель света. Нашел его быстро, но свет не зажегся. Отец Кирилл зажёг спичку. Его уста сами собой начали читать молитву. Слабый отсвет упал от зажжённой спички, осветив мертвую старуху, лежавшую на кровати прямо напротив него. Её лицо не смотрело на него, застывшие глаза были обращены к верху. И без того сморщенное с годами лицо заострилось, сделалось ещё меньше. Рот был самую малость приоткрыт, застыв в положении последнего вдоха, который, по всей видимости, был очень слабым. Хотя может быть, что Елизавета Павловна в момент своего исхода пыталась что-то сказать. Отец Кирилл подумал об этом, и начал зажигая одну за другой спички, осматривать стол, стоявший возле кровати. К его ужасу предположение оказалось верным. На столе стояли два стакана, пустая бутылка, от которой ещё исходил запах фабричной водки. Обычная тарелка белого цвета с золотистой полоской по окружности была загажена окурками в количестве пяти штук. Отец Кирилл взял пальцами один из них, тот, что был длиннее остальных. Пальцы разжались мгновенно, и причина была не в том, что в другой руке догорела, обжигая пальцы спичка. Просто папиросный окурок вернул отца Кирилла в осень девятнадцатого года. Такие папиросы курил Выдыш, а Резников ими пренебрегал, от того, что они вызывали у него болезненный кашель. Поэтому капитан имел в своём портсигаре другую марку папирос.

Отец Кирилл осветил тарелку ещё раз. Внимательно осмотрел остальные окурки и два из них, без всякого сомнения, были другой марки, и, к тому же немного, специфически прожёваны, ровно, так как делал это капитан Резников. Ещё одна спичка быстро догорела. Отец Кирилл видел сносно уже и без огня, но не мог рассмотреть детали. Сейчас ему было всё ясно и лишь одно желание стучало в голове, смешиваясь со словами одной из молитв. Скорее унести отсюда ноги, чтобы не встретиться со своими бывшими друзьями. Ни на единую долю самой крохотной секундочки у него не появилось желания поведать однополчан. Теперь он с ними находился по разные стороны баррикад. Не классовая борьба проложила их, и даже непрошедшие вязкой поступью годы тяжести и страха. Барьер находился возле зажжённых свечей, что неярким светом озаряли лик сына божьего. Отдавали свой свет чуточку дальше, он тревожно касался ласкового лика девы Марии, которая с испугом смотрела на отца Кирилла, говоря ему только одно: — «Уходи, уходи отсюда. Спеши к нам, оставь тьму мертвым’’.