9 жизней Антуана де Сент-Экзюпери - [21]
Сент-Экзюпери пошел исследовать округу. Потом он вернулся и сказал Прево: «Я не увидел ни единой травинки». Таким образом, они потерпели аварию в центре пустыни. Утром они откроют для себя то лунное пространство, в котором, не по своей воле, они оказались: «Мы очутились в царстве минералов. Все вокруг заковано в броню. Одолеешь перевал, а там встает еще холм, такой же черный, блестящий». Ревизия воды принесла тревожные результаты. «Мы находим продырявленный термос, в нем уцелело пол-литра кофе, на дне другого – четверть литра белого вина. Процеживаем то и другое и смешиваем. Еще нашлось немного винограда и один-единственный апельсин». Что касается баков, то они разбиты. Песок поглотил все. Если верно оценивать свои силы, то у них их было достаточно, чтобы продержаться пять часов под палящим солнцем. Положение – хуже некуда. Если ждать, то их могли спасти в лучшем случае через восемь дней, в худшем – через полгода. Но имелось лишь два шанса. Либо ждать появления спасателей, либо мужественно идти на штурм пустыни. И Сент-Экзюпери подумал так (он потом вернется к этому в своей «Планете людей»): «Нельзя упускать надежду, пусть даже тень надежды – быть может, совершится чудо, и спасение все-таки придет с воздуха. И нельзя сидеть на месте – вдруг где-то рядом оазис?»
Этот урок идет против всех премудростей пустыни. В этом пространстве, на самом деле, нет ничего, что бы вселяло желание жить и бороться. Тем не менее, вот оно то, что он решил для себя, словно пройдя сквозь трубы атанора[37], через пустоту, отсутствие и неверие. Да, он и его механик стали пленниками пустыни, но они не станут пленниками самих себя. Вот так раскрываются, именно в такой момент, героические масштабы человека, отказывающегося от галлюцинаций.
В первый день они оставили место крушения с решением вернуться до наступления ночи и попытаться исследовать пространство вокруг. Потом он написал: «Мы взбираемся по склонам горбатых холмов. Песок покрыт тонким слоем блестящих черных камешков, обточенных, словно галька. Похоже на металлическую чешую, купола холмов сверкают, как кольчуга». В течение двух дней Сент-Экзюпери делал обходы, оставив самолет под охраной Прево, в надежде обнаружить хоть какие-то признаки жизни. По ночам они разжигали костры в тщетной надежде быть замеченными. По мере того как нарастала жажда, стали появляться миражи. «Пока они еще очень просты. Разливается на пути озеро, а подойдешь ближе – и нет его».
В Париже, по мере того как проходило время, атмосфера становилась все тяжелее. Консуэло выглядела все более и более застывшей, несмотря на видимость надежды, теплившейся в холле ее дома. Там находились близкие друзья Антуана де Сент-Экзюпери: Дидье Дора, Гастон Галлимар, Леон-Поль Фарг, Леон Верт, журналист Жан-Жерар Флери, мать Антуана и Ивонна де Лестранж. Время от времени все поворачивались к Дидье Дора, остававшемуся невозмутимым. Он что-то бормотал, стряхивал пепел с сигареты, зажатой в губах, а потом восклицал: «Он опять втянул себя в этот чертов бордель. В последний момент он выпутается, как и всегда. И никто не будет знать, как ему это удалось»[38]. Это было как раз то, что предсказала Консуэло ясновидящая. Сент-Экзюпери и вправду уже выбирался из таких переделок, которые стоили жизни многим гораздо более опытным пилотам. Вскоре Мария де Сент-Экзюпери и Консуэло начали молиться. При этом лицо последней иногда освещалось, и она вскакивала, крича, что ее муж спасен, потому что «Пресвятая Дева (ей) так сказала»[39], как свидетельствовали потом Мари-Элен Шарбонель и Мартина Франсиоли Мартинес. Но общая атмосфера становится все более и более тяжелой. Анри де Сегонь тщетно пытался ускорить спасение, организовав встречу с министром иностранных дел Пьером Лавалем. Но ситуация не двигалась с места.
Именно они, эти невидимые связи, позволили Антуану держаться, особенно связь с женой. Как и Прево, если бы он был один, он лег бы на песок и дожидался бы того момента, когда ледяной холод ночи или дневная жара вызовут онемение. Он потом напишет: «Мне чудятся глаза жены. Одни только глаза. Они вопрошают. Мне чудятся глаза тех, кому я, может быть, дорог. Глаза вопрошают. Сколько взглядов, и в каждом – упрек: почему я молчу? Но я отвечаю! Отвечаю! Отвечаю, как только могу, не в моих силах разжечь еще ярче этот огонь в ночи!» Его ответ – это его действия, его движение, наперекор всему.
