9 1/2 рассказов для Дженнифер Лопес - [5]

— Ну… — Миша задрожал от негодования. — Вы мне подали прекрасную мысль. Да, я стану мстить. Изощренно и беспощадно. Но, прежде чем начать это делать, предупреждаю: вы не первая, кого я таким образом сживаю со света. Шестеро отравились, а еще четыре сошли с ума! Можете идти обедать!

— Вы еще шу…

— Можете идти обедать!

Алина выскочила из комнаты.

«Идиотка, — думал Миша, шагая из угла в угол. — Надо же! А я ее еще… боготворил! Змея гремучая».

И начались великие муки. Сколько раз, бывало, представлял Миша раньше эту сцену: Алина безнадежно запутывается в расчетах, а он подходит, склоняется над ее белокурой головкой и в трех словах все разъясняет ей. «Ну что, не так все и сложно, а?» — говорит он, улыбаясь. И она восхищенно произносит: «О да!»

Вместо этого он видит, как Алина сидит и напропалую, часами смотрит в окно. Она вздрагивает, если к ней кто-то обращается, бросает «не знаю» и снова смотрит в окно.

Сколько раз представлял Миша другую сцену. Входит завотделом и бодро, громко спрашивает Алину: «Ну-с? Я слышал, что у вас начинает получаться? Не так ли?» — обращается он к Мише. «Да, — скупо роняет Миша, — грамотный инженер». И Алина розовеет от смущения.

Вместо этого завотделом мельком смотрит на скучающую Алину, вызывает Мишу и устраивает ему жуткий разнос.

— Либерал! — кричит он. — Распустил! Скоро спать будут на работе! Лицедеи!

Да, столько вынес Миша за полмесяца, что окончательно похудел, и все чаще его стала посещать мысль: «За что? Зачем? Из-за нее началось, ею пусть и кончится». Все валилось из рук. Группа переругалась, пересобачилась, работа не шла. Приближался финал.

Обо всем этом и ни о чем размышлял однажды после работы Миша, сидя за своим столом. Отдел опустел, голые черные окна стали занимать непомерно большое место.

«Январь, зима, рано темнеет. Тишина, мрак, безнадежность. Тоска. Отчаянье. Бесцельная жизнь». Такие слова он писал на листе бумаги. «Пиво, написал он. — Ящик пива. Миллион бутылок. Миллион не выпить».

Но не все еще ушли, оказывается. Кто-то прошел по коридору, открыл двери. Он не оглянулся. «Змея», — написал он.

Алина подошла к своему столу, достала из него полиэтиленовую сумку с мандаринами.

— Садитесь, — сказал Миша, начиная рисовать елочку.

— Рабочий день окончился, — сухо ответила Алина и пошла к двери.

Тогда Миша одним прыжком опередил ее.

— Я кому сказал? — сквозь зубы произнес он. — Сядь.

— А если я закричу? — с усмешкой сказала она.

— Я тебя в окно выкину.

Что-то в его лице не понравилось Алине, она попятилась и села.

Сел и Миша, продолжая рисовать елочку.

— В прошлый раз мы не поговорили… — начал он.

— Не думаю, — сказала она очень осторожно.

Миша нарисовал еще несколько веточек.

— Я не стану описывать свои страдания. — Он поднял голову. — Вам незачем о них знать. Хочу сказать только, что вы очень грубый и неинтеллигентный человек. Вы пользуетесь тем, что я не могу приказать вам… даже элементарно попросить о том, чтобы вы работали. Если бы вы понимали мое положение и уважали людей, которые вам не нужны в самом грубом смысле слова, то вы поняли бы, что мне мучительно больно видеть вас. Единственная моя вина заключается в том, что я очень робко, издалека любил вас. Так какое вы имеете право так помыкать мною?

Миша замолчал.

— Вы меня преследовали, — сказала Алина.

— Я мог быть смешным, но я не был навязчив. Просто видеть вас, не-сколько мгновений, было для меня счастьем. Я совершенно изменил жизнь, изменил себя, и этим я обязан вам. Вы палец о палец не ударили и совершили чудо. А теперь вы хотите разрушить все. Почему? Зачем вы заставляете меня так страдать?

— А зачем вы взяли меня в свою группу? — спросила Алина.

— Я не брал вас. Ваше появление было неожиданно для меня. Неужели вы и этого не почувствовали?

— Ну ладно. Я не буду больше. Теперь все? — Алина поднялась. — Мне пора идти.

— Идите. Конечно! Я вас не держу.

— Можно было поговорить по-человечески. — Алина вынула из сумочки зеркальце и внимательно посмотрелась в него. — Выкину… из окна… Я даже перепугалась. А что, я действительно так красива?

Миша молчал.

— Вы не отчаивайтесь, — Алина улыбнулась. — Взрослые люди, взрослые дела. А вы интересный. И даже очень. Настоящий мужчина. Но, к сожалению, она вздохнула, — я выхожу замуж. Или мне подумать еще, а?

— Подумайте, — сказал Миша.

— Какой здесь этаж? Седьмой? Представляю, как я лечу вместе с осколками стекла. А в газете появляется заметка: «Руководитель группы выбрасывает нерадивую сотрудницу с телом Дженнифер Лопес с седьмого этажа». Знаете что? Я все-таки подумаю, а?

— Подумайте, — повторил Миша, не глядя на нее.

— И выкинул бы? Это что-то новое, — сказала Алина и, проходя мимо Миши, взъерошила ему волосы, — безумно интересно! — сказала она с порога. — До завтра, дорогой!..

— Мне нравится этот мачо, — сказала мисс Лопес.

— Но он не мачо, — возразил я. — Он русский интеллигент.

— Все русские интеллигенты — мачо, — упрямо сказала мисс Лопес. — Я знаю. Я читала Чехова.

— Какие же они мачо? — вмешался Боря. — Они Россию профукали.

ВАРИАНТ

Сон пропадает уже тогда, когда край небес бледнеет, затем зеленеет, и все облачка, оказавшиеся на востоке, так же неуловимо меняют оттенки своей пепельности, — густая полукруглая синева вновь линяет и появляется солнце.