8848 - [61]

Лада перемерила пар пять, прежде чем нашла те сапоги, которые ей понравились: удобные и, главное, стильные — на голенищах пропущена массивная цепь, актуальный тренд сезона. Ирка, ловя зубами щупальцу, наконец догадалась, чем можно заменить чернила каракатиц.

Кто-то вошел в ресторанчик, успев натянуть на физиономию чулок.

Капля висела на поблескивающей в полумраке пуговице.

Ирка не успела ничего сообразить, все накрыла темнота, в которой уже не была ни креветок, ни кальмаров, ни листьев салата, сбрызнутых чернилами каракатиц.

В наушниках проговорили очередные инструкции, Олежек сделал несколько размашистых шагов в сторону выхода и тут же прогремел взрыв. Пупсик не обманул, пообещав, что скоро все закончится и в жизни Олежека больше не будет ни слежки, ни инструкций, ни вынужденного кроличьего спаривания под всевидящим оком камер.

***

Пупсик нажал на стеклоподъемник, услышав характерный хлопок, он снял наушники.

Лада, услышав хлопок, инстинктивно вжала голову в плечи, но тут же выпрямилась, нужно было расплатиться за сапоги и поскорее идти к Пупсику, машина которого стояла неподалеку.

Подойдя к джипу, Лада, увешанная, как елка, покупками (вместе с сапогами она купила унты и еще тапочки для Пупсика, последние Жмурик зализал до смерти), легонько постучала пальчиком по стеклу.

Павел Андреевич дернулся и не сразу нашел кнопку.

— Меня ждешь? — Лада открыла салон дорогого автомобиля и села рядом с мужем.

Пупсик не шевелился.

— Ты… — наконец проговорил мужчина.

— Я. А там Ирка, — объяснила Лада. — А у тебя там что? Дуб-дуб, я — береза? — Лада потянулась к уху Павла Андреевича и вытянула оттуда наушник, засунула к себе в ухо, но ничего не услышала. — Конец связи? — с интересом взглянула она на мужа. — У меня тоже есть что послушать. — Покопавшись в сумочке, она вытащила миниатюрный аппаратик.

Павел Андреевич услышал свой собственный голос, потом голос Олежека.

— Технологии теперь дружественные, — поделилась приобретенным опытом девушка. — Засунь, высунь, вкрути, выкрути — не разберется только малахольный.

Некоторое время супруги сидели молча, Лада дала время Пупсику очухаться.

— Дальше… — Павел Андреевич стал потихоньку приходить в себя.

Девушка как будто удивилась:

— Дальше ничего, будем жить… надеюсь, долго и счастливо.

Пупсик что-то обдумывал, но Лада уже имела на руках собственный проект дальнейшего совместного проживания.

— Павел Андреевич, я хочу, чтобы все осталось по-прежнему, — проговорила она. — Я буду продолжать быть твоей женой и… хранительницей тайн, — не удержалась от микрошантажа супруга, а ты… ты будешь сдувать с меня пылинки… как со своей дорогой половины и… матери будущего ребенка…

Бровь Павла Андреевича дернулась.

— Твой, — опередила его девушка.

Потом можно будет сделать анализ ДНК, но, глянув на жену, Пупсик и теперь был уверен, что ребенок его, — девочка не дура, чтобы залететь от какого-нибудь Олежека.

Лада не стала дожидаться, пока Пупсик переварит очередную порцию информации, губы ее сложились в улыбку, которую так любил Павел Андреевич.

— Так хочется сладенького, — проговорила она, вспомнив о заказанном, но так и не съеденном маковом торте.

Из колонки, испугав обоих супругов, вырвалась голос репортера: «В самом центре города взорвал себя террорист, предварительно расстреляв посетителей кафе, есть пострадавшие, след ведет к…» — тарахтела девушка.

Через полчаса супруги сидели в одном из самых дорогих кондитерских города.

— Я буду толстая, некрасивая… — капризничала Лада.

Павел Андреевич уже успел развеяться — и не в такие передряги попадал. Лада облизала с губ пудру, у Павла Андреевича вдруг подступило, перед глазами стояли кадры, немецкое кино в сравнении с его женой отдыхает. Мужчина потянулся к девушке и убрал с ее губ шоколадную стружку.

Тюк шерсти и перепутанные пробирки

Мы и сами с усами.

Древняя мудрость

— Аделаида Ивановна, вы признаете свою вину?

Не успел важный усатый господин произнести эту фразу, собравшиеся в зале затихли, и, если бы сейчас над головами присутствующих вздумалось закружить сумасбродной мухе, она тут же сконфузилась бы, сообразив, какой погром учинила своим неуместным жужжанием. Господин судья медленно сглотнул. В зале стаяла такая жарища, что мама не горюй, а тут еще этот маскарад. Кудряшки ослепительно белого парика волнами падали на плечи, щекотали шею, пот градом струился по бледным щекам. Пухленькую конституцию господина судьи обхватывал тесный сюртук, процесс влезания в предмет каждый раз превращался в испытание — подобравшись, втянув в себя кругленький живот, господин судья стоял, как недышащий титан, пока его супруга Лилиан Тимофеевна, запахнув полы, проворно перебирала пальчиками многочисленные пуговки. По мере того как неугомонные пальчики продирались вверх или вниз (в зависимости от того, откуда супруга начала), мужчина все более багровел. Выбраться из предмета без посторонней помощи было тоже затруднительно, и тут опять на выручку ему приходила верная подруга жизни, проворная Лилиан Тимофеевна.

Аделаида Ивановна, несмотря на звенящую тишину и устремленные на нее взгляды, на этот раз не ответила. Судья, изнывая от жары, пыхнул себе под нос и посмотрел на сидящую в сторонке женщину чуть не с ненавистью — заседание только началось, а ему уже хотелось поскорее попасть в неугомонные ручки супруги, которая вытащила бы его из панциря и положила конец мучениям.