52 упрямые женщины. Ученые, которые изменили мир - [40]

Мейтнер нужно было войти в курс дела в области радиохимии, что оказалось затруднительно, поскольку почти все происходило наверху, но она добилась своей цели. В первый год совместной работы Мейтнер и Ган опубликовали три статьи по радиохимии. В 1908 г., благодаря принятому в Пруссии разрешению для женщин входить в здания университетов, Мейтнер наконец позволили появляться в главном здании.

Сначала Мейтнер робела, но ее уверенность в себе росла вместе с уровнем ее работ. В 1912 г. Планк предложил ей стать его ассистентом в университете, и Ган с Мейтнер перебрались в новый Химический институт кайзера Вильгельма. К 1917 г. Мейтнер уже возглавляла там факультет радиофизики.

В годы Первой мировой войны и она, и Ган работали для фронта: Лиза стала медсестрой-рентгенологом в госпитале австрийской армии, а Отто исследовал отравляющий газ. В перерывах между служебными обязанностями они «гонялись» за элементом, обнаруженным в урановой руде, из которой уже был получен актиний. Ган отвечал за химические процессы, Мейтнер ставила эксперименты, и в 1917 г. они «поймали» редкоземельный элемент и назвали его протактинием.

После этого открытия и завершения Первой мировой войны Ган и Мейтнер остались друзьями, но в исследованиях разошлись. С открытием радиоактивности (1896 г.) и деления атомного ядра (1917 г.) физика превратилась в огромное непаханое поле. Мейтнер вдруг оказалась деятелем золотого века этой науки. Химия, специализация Гана, не испытала подобного подъема.

В 1934 г., после многих лет отдельных исследований, Мейтнер уговорила Гана воссоединиться, чтобы влиться в состязание с Энрико Ферми, Эрнестом Резерфордом и Ирен Жолио-Кюри за открытие новых тяжелых элементов. Он согласился, и они начали бомбардировать нейтронами атомы урана, самого тяжелого природного элемента. Мейтнер и Ган считали, что подобными столкновениями создают новые, еще более тяжелые рукотворные элементы, так называемые трансурановые. В действительности они получали намного более значимый результат – расщепляли атом. Но никто из них – ни Кюри, ни Ферми, ни Мейтнер с Ганом – не знал этого. Мейтнер и Ган несколько раз оказывались в шаге от открытия атомного распада, но, думая, что преследуют совершенно другую цель, промахивались буквально на волосок.

Гитлеровские этнические чистки всему положили конец. Мейтнер пришлось бежать – и ее проект и команда остались без физика. Они с Ганом постоянно переписывались, но им приходилось скрывать свое сотрудничество. Лиза обосновалась в Швеции, где ее душила университетская бюрократия. У нее не было ни научного оборудования, ни денег на дальнейшие изыскания, а любимая работа оказалась удручающе далеко.

Тем временем Ган продолжал разбивать частицы. В 1938 г. он получил любопытный результат и обратился к Мейтнер с просьбой о помощи: «Может быть, вы сумеете предложить какое-то фантастическое объяснение»[175]. Ган заметил, что при столкновениях возникают не сверхтяжелые элементы, а менее тяжелые, примерно в половину атома урана.

Во время лыжного похода в компании племянника, тоже физика, Мейтнер размышляла над этими результатами. Обсуждая проблему, они с племянником увидели данные в новом свете. Что, если ядро атома урана не является твердым и жестким, как фруктовая косточка? Что, если оно скорее колышущееся, как тесто для пиццы, которое раскручивают в воздухе? Когда центр становится слишком тонким, ядро – как и тесто – разделяется, распадаясь на две неравные части: барий и криптон или рубидий и цезий, то есть на пары с суммарным числом протонов как у урана – 92. И тут ее осенило. Они вовсе не создают трансурановые элементы. Они расщепляют атом!

Объяснение было передано быстро, но, как в игре в испорченный телефон, части сообщения пропали. По мере распространения новостей Мейтнер, одновременно инициировавшая эксперимент и объяснившая его результат, лишилась признания. Ситуация усугубилась, когда Отто Ган объявил себя единоличным автором открытия. Некоторые ученые считали даже, что один шведский физик-экспериментатор, имевший огромное влияние на присвоение Нобелевской премии в своей области, мог отнять у Мейтнер шансы на официальное признание. В 1944 г. Ган получил награду без нее.

После войны Лизе предложили вернуться в родные пенаты – стать директором Химического института Макса Планка, успевшего перебазироваться в Майнц. Все еще глубоко потрясенная жестокостями гитлеровского режима, она отказалась. Мейтнер чувствовала, что многие ее бывшие коллеги не вполне понимают, в чем молчаливо участвовали. Она не могла вернуться.

Хотя война и обстоятельства на какое-то время отбросили Мейтнер назад, она жила мечтой, которой прониклась еще подростком: «Жизнь может и не быть легкой – при условии, что она не пуста»[176]. Через тридцать лет после смерти Лизы Мейтнер новый рукотворный тяжелый элемент был назван в ее честь. Мейтнерий является результатом слияния висмута и железа.

Ирен Жолио-Кюри 1897–1956 химик

Когда Ирен было шесть лет, ее родители, Мария и Пьер Кюри, получили Нобелевскую премию по физике. Когда ей исполнилось четырнадцать, ее мать удостоилась второй Нобелевской премии, на сей раз по химии. Список нобелевских лауреатов в семье Кюри продолжила сама Ирен, в тридцать семь лет разделившая премию по химии со своим мужем Фредериком Жолио. «В нашей семье привыкли к славе»