52 упрямые женщины. Ученые, которые изменили мир - [42]

Они неверно интерпретировали свои данные. Когда другие ученые попытались повторить их эксперимент, поместив парафин перед рентгеновским источником, появилась субатомная частица, не имеющая электрического заряда, – нейтрон. (За открытие нейтрона Джеймс Чедвик получил в 1935 г. Нобелевскую премию.)

Жолио-Кюри перешли к изучению нейтрона в конденсационной камере Вильсона. Как можно проследить курс реактивного самолета по его инверсионному следу, так эта камера позволяет изучать частицу, наблюдая ее местоположение. Активность нейтрона в камере можно было объяснить присутствием отрицательно заряженного электрона либо его положительно заряженного двойника, так называемого позитрона. Они предположили, что это не позитрон, и снова ошиблись.

Наконец-то Жолио-Кюри добрались до верного ответа, когда поместили полоний возле алюминиевой фольги и получили мощный поток нейтронов и позитронов. Это была удивительная активность, поскольку они ожидали увидеть ядра водорода. Повторив эксперимент в 1934 г., они получили тот же результат.

Счетчик Гейгера, измеряющий ионизирующее излучение, позволил понять, что именно сделали Жолио-Кюри. Под щелчки прибора они сообразили, что алюминиевая фольга стала радиоактивной. Они открыли первый в истории искусственно созданный радиоактивный элемент. За несколько месяцев до смерти Марии Кюри Фредерик принес ей крохотную пробирку с их семейным открытием.

В 1935 г. искусственная радиоактивность принесла Жолио-Кюри Нобелевскую премию по химии. После этого Фредерика пригласили на работу Колле́ж де Франс, а Ирен осталась директором Института радия. Она также стала одной из первых француженок – членов Кабинета министров, хотя французским женщинам до сих пор не разрешалось голосовать.

С годами стали накапливаться проблемы со здоровьем, ухудшалась и политическая ситуация. В годы Второй мировой войны Жолио-Кюри с двумя детьми были вынуждены покинуть Францию. Им удалось пешком перейти через горы Юра в Швейцарию 6 июня 1944 г., в день высадки десанта союзников в Нормандии, когда немцам, охранявшим швейцарско-французскую границу, стало не до нарушителей. Ирен Жолио-Кюри не забыла уложить в свой рюкзак большую книгу по физике.

В 1956 г. у нее обнаружили лейкоз, вероятно вызванный рентгеновским облучением в подростковом возрасте. Ее муж в это время боролся с тяжелым гепатитом, также следствием длительного воздействия радиации. Ирен Жолио-Кюри умерла в тот же год, Фредерик Жолио – через два года после нее. Ирен не была ни удивлена, ни раздавлена своим диагнозом, поскольку лейкоз убил и ее мать. «Я не боюсь смерти, – писала она друзьям. – У меня была такая изумительная жизнь!»[181]

Мария Гёпперт-Майер 1906–1972 физик

Мария Гёпперт была полна решимости вписать седьмое поколение профессоров в историю своей семьи. В двадцать три года она уехала из Германии, поскольку считала, что у нее больше шансов занять должность университетского исследователя в Соединенных Штатах, но в 1930 г., оказавшись в Балтиморе (штат Мериленд), была удивлена холодным приемом в профессиональной среде.

Гёпперт училась в немецком Гёттингене в группе, которую Макс Борн назвал, «пожалуй, самым блистательным собранием молодых дарований в целом мире»[182]. Ее соучениками были Энрико Ферми и Юджин Вигнер. Иные рядом с ними тушевались, но только не она. На одном семинаре по квантовой механике, который вел Борн, Роберт Оппенгеймер (будущий «отец атомной бомбы») засыпал его таким количеством вопросом и комментариев, что Мария пустила среди однокашников петицию о том, чтобы Оппенгеймер заткнулся, предлагая подписать ее всем желающим.

Гёпперт написала диссертацию в комнате для гостей в доме знаменитого физика-теоретика. На стене одной из спален красовалась подпись Альберта Эйнштейна (разумеется, оставленная по просьбе хозяина). Имея бесчисленное множество друзей и доброжелателей, она не сомневалась, что без особых хлопот переместится работать в Америку.

Однако Мария Гёпперт неудачно выбрала время. Во время Великой депрессии рабочих мест не хватало. Университет Джонса Хопкинса нанял адъюнкт-профессором ее мужа, Джозефа Майера, но, следуя правилам, запрещающим кумовство, ей лишь позволили работать, но не могли за это платить. Отказавшись от вакантного места, Гёпперт-Майер обустроила место для исследований на чердаке университетского здания.

Она каждый день отправлялась в свой научный уголок – не по обязанности, а потому что любила физику и была убеждена, что вносит в нее значимый вклад. Хотя ей так и не начали платить, Гёпперт-Майер со временем получила должность на факультете физики и возможность преподавать. За девять лет в Университете Джонса Хопкинса она опубликовала десять статей и в соавторстве со своим мужем Джо Майером написала учебник, использовавшийся в школах больше четырех десятилетий.

Джозеф Майер потерял работу в 1938 г., во время волны увольнений, призванных разгрузить бюджет. Он нашел пристанище – и более высокую зарплату – в Колумбийском университете. Для Марии переезд оказался потерей. Несмотря на впечатляющие достижения, люди, не знавшие ее лично, часто по ошибке считали Гёпперт всего лишь профессорской женой. Блистательная и уверенная в себе во время жизни в Германии, в Соединенных Штатах Гёпперт-Майер часто смущалась в новой для себя среде. Ведя занятия, она успокаивала нервы сигаретами (иногда двумя, а то и больше, тут же закуривая следующую, не успев докурить предыдущую).