50 и один шаг назад - [80]

— Кто? — Повторяет он вопрос, совершенно не реагируя на мой плач, на то, что делает мне больно и его палец попал в самый большой порез.

— Пожалуйста… Ник, не надо. Я упала… так получилось, понимаешь? Мы ругались… он кричал…

— Кто? — Его крик прямо в моё лицо отдаётся во всём моем теле, и я задерживаю дыхание, только губы трясутся.

— Папа.

Он резко отпускает меня и вылетает из ванной комнаты. Мой мозг пытается соображать, зачем-то выдавая картинки, где другой мужчина мучает малыша, бьёт его и издевается. И от осознания того, что я только что сделала… что он может сделать с отцом, я выхожу из ванной комнаты, как мячик, отталкиваясь от стены. Только бы не дать ему… только бы… глупая.

— Ник! Нет! — Мой голос совершенно не похож на человеческий, когда я зову его, выходя в коридор, и смотрю на мужчину, сжимающего руки и смотрящего перед собой. Мне всё же удаётся достичь цели, и я хватаюсь за его пальто, ощущая, как по руке скатывается струйка крови и падает вниз.

— Нет, Ник… пожалуйста… нет, — я уже не контролирую свои слёзы, позволяя страху заполонить душу, выливаясь из глаз и туманя их. Но я вижу его, вижу его уверенность, чувствую его ярость, силу… её так много. Мне не справиться.

— Уйди, — он зло отталкивает меня, что я поскальзываюсь на полу и лечу назад, падая на копчик с громким криком. На это он даже не обращает внимания. Но мне плевать на боль, разрезающую тело, на горящие руки, на дрожащие ноги. Мне так страшно, мне так больно… я не могу отпустить его. Не могу.

— Ник! Не надо! Это я виновата! Я! — Подползаю к нему, стоящему с каменным выражением лица. Мои руки хватаются за его светлое пальто, и я поднимаюсь по нему, оставляя после себя тёмные следы.

— Ник! — Кричу я, обливая своё лицо слезами и кладя ладони на его щёки. — Посмотри на меня! Посмотри! Не ходи… не надо! Останься! Со мной останься! Мне страшно! Ник! Пожалуйста!

Его стеклянные глаза, смотрящие мимо меня, медленно приобретают тёплый оттенок шоколада, а я глажу его лицо, шепчу слова, которые даже я не могу разобрать. От моих рук на его лице остаются кровавые потеки.

— Умоляю… будь со мной, останься со мной, — хриплю я, а за моей спиной двери лифта открываются.

— Мишель… — выдыхает он, с ужасом понимая, что я поглощена своим страхом, разрывая горло и плача в голос. — Мишель, я должен.

— Не оставляй меня… я пришла… наверное, не должна была, но мне было так страшно. И сейчас тоже, — шепчу я, глотая буквы, но с усердием продолжаю дотрагиваться до его лица пальцами.

Его глаза бегают по моему лицу, затем по шее, плечу и снова по лицу. Сколько темноты в них, опасного огня, выпивающего обратно мои силы. Я уже не могу стоять на ногах, с каждой минутой сползая по нему, но Ник подхватывает меня за талию, а затем берёт под коленки, и быстрым шагом несёт куда-то.

— Не уходи, — единственное, что я могу сказать, потому что сейчас я узнаю, что бывает больнее, намного больнее, чем минуту назад.

— Тише, тише, крошка. Тише, я здесь. Лесли! — Кричит Ник, опуская меня на брошенное полотенце в ванной и прислоняя к стенке.

— Да… да, я тут, — истерично говорит прибежавшая домработница.

— Подготовь таз с прохладной водой, хлопковые бинты принеси из комнаты, обеззараживающие средства, пинцет, всю аптечку неси. Живо, — отдаёт он приказ, поворачиваясь ко мне и снимая с себя пальто, отшвыривая от себя.

— Так, Мишель, скажи… отвечай честно, как это было и где ещё у тебя раны, — требует он, придвигаясь ко мне.

— Он кричал… обзывал тебя и меня… он порвал твои письма… они были моими, а он порвал. Я ударилась головой… потом ремень… как ты тогда… по плечу… и я упала… не удержалась и упала на вазу… она дорогая была… мама на аукционе купила… и я порезалась, а потом бежала… ноги, — бессвязно бормочу я, а он кивает, с каждым моим словом я ощущаю ярость, разрастающуюся в нём, но пытаюсь поднять руку, чтобы схватить его за плечо. Сил нет, они словно онемели.

— Мистер Холд, — рядом появляется домработница и ставит перед ним всё, что он просил.

— Иди и звони Грегори, пусть живо едет сюда, — бросает Ник, и Лесли кивает, торопливо выходя из ванной комнаты.

Он пытается закатать рукава рубашки, но со злостью разрывает её на себе и отбрасывает в сторону. С каждой секундой моё сердце возвращает свой более спокойный ритм, пока из горла вырывается хриплое дыхание.

Ник обмакивает бинт в воде и подносит к моему лицу, сосредоточенно обтирая его и всматриваясь.

— Он ударил тебя сюда, — гневно цедит он, дотрагиваясь до щеки. — Синяка не будет, только лёгкий и у виска. Он знал, как бить тебя, кто-то научил его делать удар с захлестом. Такие делают, чтобы причинить максимум боли и минимум следов оставить. Это… это из моего мира… его кто-то научил. Убью… убью за то, что позволил себе это. Убью за тебя, крошка.

— Ник… не надо, — прошу я, а из глаз снова скатываются горячие слёзы.

— Он не имел права, Мишель. Ты моя… моя сильнейшая боль, — кривится Ник, шипя слова, проговаривая их с ненавистью и огромной яростью. — Я обязан защищать тебя, а меня снова не было.

— Нет… нет, Ник, я сама виновата, я напросилась…

— Это не причина, это не оправдание и не ищи их ему. Никогда… никогда в жизни я не хотел вернуться обратно, только бы сделал это и пережил миллион раз свой ад, лишь бы не видеть тебя сейчас вот такую, — он яростно мотает головой, подхватывая меня на руки и пересаживая на свои ноги, обнимая меня и укачивая в своих объятьях.