5 декабря 1965 года - [37]
В общем, если, закрыв «шапки» и подписи, предложить неискушенному человеку определить, какая из записок принадлежит партийному функционеру, а какая чекисту, тот наверняка ошибется.
Весь этот ведомственный пинг-понг не имеет особого значения для нашей темы и интересен лишь одним: и Семичастный, и Егорычев предлагают высшему руководству страны (к которому они и сами принадлежат) совершенно неадекватные объяснения событий 5 декабря и, соответственно, неадекватные меры реагирования. Неважно, что было тому причиной, — недостаток концептуального мышления или просто приоритет ведомственных интересов для авторов обеих записок. Важно другое: власть в целом, власть как механизм, столкнувшись с новым для себя вызовом, которому в дальнейшем предстояло многое определить во внутренней (а отчасти и во внешней) политике режима, оказалась не в состоянии даже осознать его как вызов, не говоря уже о том, чтобы осмысленно реагировать на него. (Интересно, что реакции советской власти на проблему диссидентской активности будут отмечены фатальным дефицитом осмысления вплоть до конца существования как диссидентства, так и самой советской власти.)
В этом контексте особняком стоит четвертая из публикуемых записок, отправленная в ЦК двумя днями позже вождем советского комсомола С. Павловым. В определенном смысле события 5 декабря входили и в его компетенщпо: ведь митинг-то был по преимуществу молодежным. Конечно, в отчете Павлова, написанном гораздо более энергичным и живым языком, чем предыдущие, также присутствует ведомственный интерес, скорее даже ведомственный гонор: отмечены «быстрые и умелые действия» оперотряда МГК ВЛКСМ, а также роль работников ЦК и МГК ВЛКСМ в «беседах» с теми, кто был задержан на площади. О КГБ вообще ни звука, как будто его и нет. В записке — со скрытой гордостью — представлены собранные его организацией данные о большей части задержанных (в текстах Его-рычева и Семичастного подобные сведения присутствуют в гораздо меньшем объеме). И самое главное, Павлов не пытается уклониться от оценок случившегося. Он предлагает рассматривать митинг в определенном событийном контексте — как очередную враждебную акцию антисоветчиков — смогистов, за которыми еще и не такое числится (вплоть до попыток создания террористической организации). Он характеризует митинг резко и определенно — как «заранее и тщательно продуманную антисоветскую провокацию», утверждая при этом, что за спинами душевнобольных организаторов стоят «более матерые мерзавцы». Кто? Не выяснено. Впрочем, важнее, видимо, кем не выяснены столь важные обстоятельства подготовки «антисоветской провокации». Павлов указывает и причины, сделавшие возможным проведение публичной антисоветской акции в центре столицы — «безнаказанность» антисоветчиков, по отношению к которым вновь и вновь применяются лишь меры «профилактики». И, наконец, он делает решительный вывод: «Профилактические действия среди организаторов этого сборища вряд ли возымеют воспитательное значение». Иными словами, Павлов предлагает перейти к уголовным репрессиям.
Слово «профилактические» в данном контексте имеет вполне определенное значение: с апреля 1959 года именно «профилактирование антисоветских проявлений» было провозглашено основной задачей КГБ. Павлов, по существу, призывает пересмотреть эту хрущевскую установку.
Перед нами — сжатый конспект программы новой, жесткой карательной политики, направленной не на контролирование «антисоветских проявлений», а на полное их искоренение. Была ли эта программа принята брежневским руководством? На тот момент, судя по дальнейшему развитию событий, в том числе и по отношению к замешанным в событиях 5 декабря, — нет, не была. Да и в дальнейшем — и после учреждения в КГБ 5-го управления, нацеленного на борьбу с «идеологической диверсией», и даже много позднее, с приходом Андропова к политической власти, — оперативные меры по «профилактированию» по-прежнему количественно преобладали в работе органов госбезопасности над арестами по политическим обвинениям.
Расправа со студентами МГУ, замешанными в «дело 5 декабря», проводилась именно по линии «профилактирования», против которой так горячо выступил секретарь ЦК ВЛКСМ. Ирония ситуации состоит в том, что заниматься этим «профилактированием» пришлось как раз комсомольской организации университета — разумеется, под руководством партийной организации и кураторов из КГБ.
Чтобы рассказать о репрессиях против организаторов и участников митинга 5 декабря, мы использовали два типа источников: интервью (прежде всего с теми, кто пострадал от преследований) и архивные материалы (в основном протоколы заседаний комсомольских и партийных организаций МГУ, а также еще несколько любопытных документов, имеющих, как нам кажется, отношение к делу). Кроме того, мы включили в эту главу коротенький рассказ А.Вольпина о посещении им МГУ и несколько сообщений зарубежной прессы о происходившем в Москве.
