5 декабря 1965 года - [35]

Потомкам декабристов

В тот день морозный и студеный,

Казалось, вот свобода близко.

Вы поняли, вы не студенты,

А вы — потомки декабристов.

Вы это поняли, хоть слишком поздно или рано.

Вы вашу веру к небу подняли,

Вы поняли, что ваши раны

Кровавиться не перестанут,

Что в темноте мороз полощет

И что воскреснет Сталин,

Коль вы не выйдете на площадь.

Пора бежать от глупых лекций,

Как поп бежит от глупой паствы,

Жизнь — единственный ваш лекарь,

А время — лучшее лекарство.

Не надрывайтесь вы надсадно

От жизни правду отделять

И не глядите вы на Запад,

Самим решать вам все дела.

Отбрасывайте листья фиговые,

Как кольца золотые с рук,

Отбрасывайте в сторону книги вы,

Пора вам поглядеть вокруг.

Глядите в упор, непоседы,

Сегодня берут соседа,

А завтра и вас посадят.

А вы смеетесь весело,

Как люстры над колоннами.

Нет истин вечных

И нет для вас канонов.

Срывая со стен портреты,

Тащи все флаги павшие,

Что вам авторитеты,

Государства, партии?

Обутые, босые

На власть глядите косо,

Бойцы нужны России,

Забудь, что ты философ.

Плевать на мать и Бога,

Бросай портфель свой в ящик,

Дымящимся ящером

Бросай скорее бомбу!

Я знаю, вас засудят

И сплетни растрезвонят,

Но в вас жила Засулич,

Вы новые Сазоновы.

Лететь вам в небо синее,

На вас глядит судьба.

Вам переделывать Россию.

Вам переделывать себя![76]

Во какой! Террором кончает; честное слово — не думал. Честное слово, о бомбе не думал. Тогда — еще нет. Мне говорили, что это Батшев, но я с ним не общался. Он же смогист, это же пацаны семнадцати-, восемнадцатилетние, а я же в возрасте и эмгэушник. Я был в это время мудист, у нас на филфаке был клуб мудистов, и я был в этом клубе почетный член. «Союз Молодых Гениев»[77], тоже мне нашлись! Я — мудист! И мы писали стихи намного лучше. Но в поэты из мудистов ни один не вышел, все почему-то стали нормальными людьми…

На площади было очень много народу, может быть, человек двести или триста, честное слово, не знаю. Толпа была, и все тусовались. Это была первая демонстрация, гэбисты были абсолютно не готовы и провели ее на низком уровне: они послали своих комитетчиков, послали Высшую школу КГБ и еще комсомольские оперотряды из разных элитных вузов, в том числе из МГУ. С филфака были Здоровцов и Смирнов (о нем я еще скажу). Никто не знал друг друга в лицо. Поэтому кто кого бил — там действительно было несколько драк, — сказать трудно. Они не знали, кого брать.

Мы вшестером держались плотной кучкой. Они хватали одиночек. Кто-то оторвался, его сразу же хватают и куда-то уводят. А он, может быть, шел молоко покупать. Отводили в «полтинник»[78]. Если в центре что-то происходило — это всегда «полтинник». Вот где пивная, «Яма», напротив нее «полтинник». Теперь у него другой номер, но все равно все знают.

Мелькнул первый плакат: «Требуем гласного суда над Синявским и Даниэлем!» Тех, кто его развернул, схватили сразу же. Второй плакат я увидел и сразу же хотел уйти с площади. «Уважайте Советскую Конституцию!» А я в это время уже антикоммунистом был. Ну, честное слово, никак я не мог ее уважать. Я вышел на площадь под танки бросаться, ну прямо Матросов. А за «Советскую Конституцию» — ну нет у меня никакого позыва под танки бросаться или там ложиться на мины. Я говорю: «Ребята, может купим водочки? Пошли». И мы уже договорились, что сейчас купим водки и где-нибудь посидим спокойно. Собрались уйти, договаривались, где купить, в Елисеевском или еще где-нибудь. Место нашли, где пить будем. Тут подходит какая-то дама. Ей лет за сорок. И говорит: «Вы, ребята, из МГУ?» Ну, обычно, если шесть человек, то, конечно, выступаю я: «Чего ты лезешь-то? “Откуда мы”? Чего ты ко мне лезешь? Чего тебе надо вообще?» — «Нет, но вы учитесь в МГУ, с какого вы факультета?» Я: «Слушай, дамочка, не понимаешь, да? Ты посмотри на себя…» Я тогда молодой был, соответственно — красивый. «…Посмотри на себя — посмотри на меня. Ну, я, во-первых, моложе тебя на двадцать лет. Вали ты от меня. И, честное слово, я этих ребят знаю, никто не заинтересован знакомиться с тобой». — «Так вот, я узнаю, кто вы!» — «Слушай, перестань приставать. Иди, узнавай, но перестань приставать!» — «Я преподаватель с естественных факультетов». — «Слушайте, дамочка, вы можете идти на свои естественные факультеты и преподавать. Оставьте нас в покое. Мы не с естественных факультетов». — «Или вы уйдете с площади — или вы уйдете из университета». — «Ах так! Все сказала?» — «Все». — «Вали!» И дамочка свалила. После чего мы остались на площади. А уже было договорились, где пьем, где хата!

В результате не за антисоветчину, а за хулиганство меня исключили. Она оказалась подполковник ГБ. Та самая знаменитая Елена Борисовна — документов никто не видел, но вроде бы — Петропавловская. Так она представлялась[79]. Доверительно, с гордостью, она сказала мне потом, что выполняла работу, как Зоя Космодемьянская. Партизанка старая. У нас с ней потом были самые лучшие отношения. Я сказал, что мне бы очень хотелось, чтобы она стала такой же героиней, как Зоя Космодемьянская, и жаль, что этого не случилось. Каждый из нас вел себя по-своему, а мне эта история показалась очень забавной…