48 часов - [31]

Я рассказал ему, как добирался до этой проклятой бухты, потом спросил:

— Почему мне прислали такую огромную машину? В ней, наверное, можно разместить целый батальон.

— Ровно четырнадцать человек. Мне, Калверт, приходилось проделывать безумные вещи, но вылететь на какой-нибудь керосинке в такую погоду я не отважусь. Баки у меня полны…

Это означает, что горючего хватит на целый день?

— Более ли менее. Это зависит от скорости. А что вам нужно?

— Немножко вежливости. Прежде всего. А может, вы просто не любите вставать слишком рано?

— Я пилот морской спасательной службы, Калверт, Эта машина — единственная на нашей базе, способная вести разведку в такую погоду, а я знаю, что в эту минуту в этом районе тонут люди. Моя святая обязанность — найти их и помочь им. Именно это я сейчас должен делать, а не играть в непонятные игры. Однако я получил другой приказ. Так что же вы хотите от меня?

— Вы имеете в виду «Морэй Роз»?

— Так вы тоже слышали об этом? Да, именно ее я имею в виду.

— «Морэй Роз» не существует и никогда не существовала на свете.

— Что вы несете? Я сам слышал сообщение.

— Я расскажу вам столько, сколько вам необходимо знать, лейтенант. Я должен обследовать этот район, не обращая на себя особого внимания. Именно для этого я выдумал всю историю с тонущим судном.

— Это правда?

— Да.

— И в вашей власти оказалось передать это сообщение по радио и телевидению?.. Черт побери! Я начинаю верить, что вы могли бы выбросить меня из флота!

Он улыбнулся и протянул мне руку.

— Простите меня, мистер Калверт. Скотт Уильямс, для друзей — Скотти, к вашим услугам. Что будем делать?

— Вы хорошо знаете береговую полосу и острова этого района?

— Как собственный карман. Я уже восемнадцать месяцев несу тут службу. Выполнял спасательные акции, кроме того — учения совместно с наземной службой и флотом, поиск пропавших альпинистов и прочее. Много работаю с морской пехотой.

— Что ж, хорошо. Я ищу место, в котором можно было бы спрятать большой моторный катер. Метров двенадцать — пятнадцать длиной. При этом речь может идти и о большом ангаре, и о каком-то укромном месте в бухте или в устье реки, прикрытом сверху деревьями, где можно бросить якорь. И все это в районе между Ислэем и Скаем.

Он протяжно свистнул.

— Приличное расстояние! Между этими двумя островами несколько сотен километров побережья, не считая малых островков. В сумме эта трасса, видимо, насчитывает несколько тысяч километров. Сколько вы отводите для этого времени? Месяц?

— Десять часов. До захода солнца. Мы сразу можем отбросить все заселенные места, все места, где возможен лов рыбы, а также все районы регулярных морских рейсов. Это меняет ситуацию?

— Еще бы! А что вы, собственно, ищите?

— Я уже говорил — укрытый катер.

— О’кэй, это ваше дело. Откуда начнем?

— Летим на восток до побережья, потом километров тридцать на север, чтобы оказаться в тридцати километрах южнее места старта. Затем обследуем пролив Торбэй, а также острова на запад и север от Торбэя.

— Через пролив Торбэй проходит путь регулярного пассажирского рейса.

— Верно, но эти пассажирские суда ходят только два раза в неделю. Мы же отбрасываем только те пути, по которым суда ходят ежедневно.

— О’кэй, пристегните ремень и наденьте шлем с наушниками. Нас порядочно потрясет. Вы, надеюсь, не страдаете морской болезнью?

— Отнюдь. А зачем наушники?

В жизни мне не приходилось видеть такого головного убора, а тем более таких наушников. Десяти сантиметров в ширину, не меньше трех толщиной, сделанные из пористой резины. Миленький микрофон на стальной пружине был прикреплен к шлему так, что находился прямо у губ.

— Они защищают уши, — ответил лейтенант. — Ваши барабанные перепонки вполне могут не выдержать гула мотора, и тогда вы оглохнете по крайней мере на неделю. Чтобы было понятно, вообразите себя в стальном барабане, по которому бьет дюжина пневматических молотов. Приблизительно такое начнется, как только мы полетим.

И действительно, гул был именно таким, как он обещал. Даже в шлеме с наушниками я чувствовал себя, как в этом его барабане, и казалось, что они совсем не смягчают звук. Рев проникал в каждый уголочек моего мозга через все кости лица и черепа. Зачем эти наушники? Но стоило только чуть-чуть отвести от уха наушник, чтобы понять, что именно имел в виду лейтенант, говоря о лопнувших барабанных перепонках. Он не шутил, и даже с наушниками через несколько часов полета я чувствовал, что у меня лопается голова. Время от времени я поглядывал на темное, вытянутое лицо молодого валлийца, сидящего рядом со мной. Он спокойно сносил этот грохот в течение многих лет. На меня же пришлось бы уже через неделю надевать смирительную рубашку. Подбадривало меня только сознание, что мне не придется пробыть на борту этого вертолета неделю. Всего восемь часов. Впрочем, они и так показались мне длиною в год.

Первая же часть нашего полета оказалась первой среди целого ряда неудач, которые ожидали нас в течение дня в самых разных местах. Через двадцать минут полета я увидел речку, впадающую в море. Мы пролетели над ней вверх по течению километра два, когда кроны деревьев, растущих по обеим ее берегам, полностью сомкнулись.