316 пункт «B» - [16]
— Танк, мен, танк, — согласился черный.
— See you, — пробормотал Лукьянов.
— Ага, — согласился черный.
Золотой с красным, стройный и тонкий, похожий на грациозного тропического москита вертолет Секретаря Департмента Демографии на несколько секунд завис в воздухе, окруженный тремя боевыми вертолетами охраны, и затем спокойно упал вниз. Вслед за ним, следуя одному из многочисленных вариантов церемоний посадки, камнями устремились на круглую плешь, окруженную пыльной зеленью, вертолеты охраны Взвыла сирена, оповещая персонал о прибытии босса; вспугнутые шумом четырех мощных моторов, поднялись в воздух стаи городских мелких птиц, избравших Централ-парк убежищем от удушливого июля восемнадцатимиллионного города. Поднялись и сели опять.
Сощурившись, в образовавшемся в брюхе москита отверстии показался сам Секретарь самого могущественного в стране Департмента и тотчас надел темные очки. Ибо за пределами затемненного салона в спине москита был режущий, ослепительно солнечный день. Сол Дженкинс без всякого неудовольствия ступил в девяностошестиградусную жару и стал спускаться по мгновенно подогнанному к вертолету трапу, у подножия которого его ожидала обычная группа людей — его «домашние»: офицеры охраны Дженкинса, лейтенанты Тэйлор и Де Сантис, личный секретарь Спэнсер Кэмпбэлл, дюжина людей лейтенанта Тэйлора, расположенные на посадочной площадке таким образом, чтобы сократить до минимума риск возможного покушения на драгоценную жизнь Секретаря. Мордатый брюнет лейтенант Тэйлор, впрочем, сомневался, что в USA можно найти группу достаточно сумасшедших людей, желающих попытаться убрать старика Дженкинса у него в логове. «Как великолепно держится, bastard», — отметил Тэйлор, глядя на приближающуюся фигуру своего всесильного босса. У офицеров форменные рубашки прилипли к спинам, даже старательно копирующий невозмутимость босса Кэмпбэлл поминутно промокал пот клетчатым платком с лица и шеи, но на аскетическом челе Секретаря не было заметно и следа испарины. Серого шелка костюм, белая рубашка, черный галстук. «Не курит, не пьет, вегетарианец. Удалена часть желудка. Бывший профессор философии и социологии Принстонского университета. Одинок. Пристрастия: редкие книги. Образ жизни — аскетический. Любимое изречение: «Мир должен быть управляем», — всплыло в памяти лейтенанта Тэйлора несколько строк секретного досье на Сола Дженкинса, на которое лейтенанту Тэйлору удалось мельком взглянуть давно и при довольно странных обстоятельствах.
— Хэлло, офицеры! Хэлло, Спэнсер!
Офицеры, получив свое дежурное «хэлло», расслабились, а Дженкинс проследовал по направлению к бывшему зданию Метрополитен-музеум, вот уже десять лет как служившему штаб-квартирой Департменту Демографии. За ним по пятам следовали три bodyguard, прилетевшие с ним на «москито», рядом — Кэмпбэлл. Метров сто, отделявшие Дженкинса от входа в здание, он использовал на то, чтобы выслушать новости офиса, передаваемые ему Кэмпбэллом быстрым телеграфным фальцетом. «Убийцы» лейтенанта Тэйлора, он сам назвал их так однажды в припадке черного юмора, тенями двигались параллельно курсу Дженкинса и его людей и отвалились только тогда, когда Дженкинс и его секретарь вошли в здание. «Старик прибыл благополучно», — констатировал Тэйлор и переваливающейся походкой отправился в помещение охраны, расположенное в цокольном этаже, вслед за сменившимся с дежурства Де Сантисом, который укрылся от одуряющего зноя на несколько минут раньше. «Lucky bastard!»[19] И уже, наверное, открыл пиво.
Прямо из цокольного этажа Дженкинс, Кэмпбэлл и трое bodyguards, на внутреннем сленге Департмента демографии называемых «бульдогами», на личном спецэлевейторе поднялись в офис Дженкинса на втором этаже и только там наконец разделились. «Бульдоги» заняли себя неизбежной процедурой осмотра залов офиса, а Дженкинс и за ним Кэмпбэлл уединились в просторном, скорее похожем на авиационный ангар, чем на кабинет, помещении, одна стена которого служила книжным шкафом гигантского размера, другая была покрыта несколькими абстрактными картинами.
Сол Дженкинс зашел за необъятного размера стол, сделанный в середине прошлого столетия мастером, страдавшим манией величия, и опустил сухой зад в кресло. «Похудел старик», — мельком подумал Кэмпбэлл и, не задерживаясь на собственных мыслях, отчетливо зачитал боссу его расписание до конца дня.
— В четыре ноль-ноль митинг с сенатором Ворнером. Кофе.
— Здесь, в кабинете, — комментировал Дженкинс.
— Четыре сорок пять, — продолжал Кэмпбэлл, — к вам присоединится шеф East Coast бюро Джон Муди. В пять тридцать заседание совета Планирования (Национальный Секьюрити Консул). Доклад Муди. В восемь тридцать — обед в Большом зале. В десять пятнадцать Валентин Петров — глава европейского сектора Министерства Демографии России. Кофе, ликеры. В двенадцать тридцать пять — глава Агентства Национальной Безопасности Том Турнер… Все…
— Хорошо, Кэмпбэлл, оставьте мне экземпляр нашего свода законов на сегодня. Это раз. Второе — затребуйте из Офиса исследований и Рипортов досье на underground[20] секту «Дети Солнца». Вместе с их заключением. Я хочу знать, что они думают по поводу этой организации, ее предполагаемая численность и так далее. О'кей?
Роман «Это я — Эдичка» — история любви с откровенно-шокирующими сценами собрала огромное количество самых противоречивых отзывов. Из-за морально-этических соображений и использования ненормативной лексики книга не рекомендуется для чтения лицам, не достигшим 18-летнего возраста.
«Палач» — один из самых известных романов Эдуарда Лимонова, принесший ему славу сильного и жесткого прозаика. Главный герой, польский эмигрант, попадает в 1970-е годы в США и становится профессиональным жиголо. Сам себя он называет палачом, хозяином богатых и сытых дам. По сути, это простая и печальная история об одиночестве и душевной пустоте, рассказанная безжалостно и откровенно. Читатель, ты держишь в руках не просто книгу, но первое во всем мире творение жанра. «Палач» был написан в Париже в 1982 году, во времена, когда еще писателей и книгоиздателей преследовали в судах за садо-мазохистские сюжеты, а я храбро сделал героем книги профессионального садиста.
Возможно, этот роман является творческой вершиной Лимонова. В конспективной, почти афористичной форме здесь изложены его любимые идеи, опробованы самые смелые образы.Эту книгу надо читать в метро, но при этом необходимо помнить: в удобную для чтения форму Лимонов вложил весьма радикальное содержание.Лицам, не достигшим совершеннолетия, читать не рекомендуется!
«...Общего оргазма у нас в тот день не получилось, так как Наташа каталась по полу от хохота и настроение было безнадежно веселым, недостаточно серьезным для общего оргазма. Я читал ей вслух порносценарий...»Предупреждение: текст содержит ненормативную лексику!
• Эксцессы• Юбилей дяди Изи• Мой лейтенант• Двойник• On the wild side• Американский редактор• Американские каникулы• East-side — West-side• Эпоха бессознания• Красавица, вдохновляющая поэта• Муссолини и другие фашисты…• Press-Clips• Стена плача• The absolute beginner• Трупный яд XIX века• Веселый и могучий Русский сексЛицам, не достигшим совершеннолетия, читать не рекомендуется!
«Что в книге? Я собрал вместе куски пейзажей, ситуации, случившиеся со мной в последнее время, всплывшие из хаоса воспоминания, и вот швыряю вам, мои наследники (а это кто угодно: зэки, работяги, иностранцы, гулящие девки, солдаты, полицейские, революционеры), я швыряю вам результаты». — Эдуард Лимонов. «Старик путешествует» — последняя книга, написанная Эдуардом Лимоновым. По словам автора в ее основе «яркие вспышки сознания», освещающие его детство, годы в Париже и Нью-Йорке, недавние поездки в Италию, Францию, Испанию, Монголию, Абхазию и другие страны.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».