316 пункт «B» - [14]
— Жирный дядя Казимир… — засмеялся Виктор. — Он мелко плавает. Тебе нужно было написать о моем отце. Вот кто гигант. Или даже обо мне… Идем в контору, писатель. Отец будет в пять. — Виктор вынул новую сигарету, ткнул ее в окурок, раскурил, тщательно втоптал окурок в асфальт и пошел по направлению к флигелю-конторе.
По асфальту, освещенному миллионноваттным июльским солнцем, проплыла большая тень, сопровождаемая мелкими и слабыми тенями. Взглянув в бруклинское небо, Лукьянов увидел жирный дирижабль, напомнивший ему «дядю» Казимира, а за дирижаблем тянулись гигантские зеленые буквы: «Responsible sex![17] — Family planning!». Семейное планирование насиловало собой население и с неба.
Дункан О'Руркэ оказался здоровенным мужиком лет пятидесяти. На большом теле Дункана О'Руркэ крепко сидел зеленый полиэстеровый костюм — брюки, узкие внизу, завершались черными ярко начищенными ботинками, зашнурованными слишком длинными шнурками, банты шнурков на ботинках Дункана О'Руркэ бросились Лукьянову в глаза. Черный галстук, белая полиэстеровая же рубашка переходили в медно-красную физиономию О'Руркэ-старшего. Мясистый нос, рыжие брови, мясистый рот. Череп Дункана О'Руркэ, загорелый и массивный, лишь за ушами был снабжен кустиками рыже-серебристой растительности. В руке мистер О'Руркэ держал шляпу из соломки с черной лентой на тулье, явно латиноамериканского происхождения. Вместе с О'Руркэ-старшим появился опять и Виктор, оставивший Ипполита на попечении нескольких сонных служащих обоих полов.
Представляя себя переложившему для этого шляпу в другую руку старшему О'Руркэ, Лукьянов отметил, что у гангстеров всегда существовала и существует своя внутренняя мода, очень консервативная, такая же, как и у господ из высшего света. И вот, спустя почти столетие после золотого века гангстеризма в Соединенных Штатах, перед Ипполитом стоял человек, как будто сошедший с кинолент эпохи Аль Капонэ или Мейера Ланского. Выглядел мистер О'Руркэ совершенно вне эпохи — так, как будто его последние полсотни лет продержали в холодильнике и на сегодня выпустили.
— Виктор мне сообщил в общих чертах, чего вы хотите, — сказал старший О'Руркэ, открывая дверь своего офиса и приглашая Лукьянова и сына войти за ним и в следующую минуту уже вдвигаясь за большой металлический стол, выкрашенный в утилитарную серую краску. На столе там и сям лежали папки, кипы бумаг, царил деловой беспорядок. В углу у окна помещался старенький компьютер с грязными кнопками и клавишами, еще дальше у бледно-зеленой стены (потолок был грязно-белый) — TV, видео и в беспорядке валялись кассеты и футляры от кассет.
О'Руркэ-старший чуть отгреб в стороны хаотическое скопление предметов на своем столе и продолжил:
— Казимир, мой старый приятель, сообщил, что, увы, у вас нет капусты заплатить за услуги, посему он попросил в виде исключения использовать вас в деле. Я обещал, но, честно говоря, я не совсем представляю себе, что вы можете для нас делать…
Виктор осуждающе посмотрел на Лукьянова, как бы укоряя его за то, что у него нет капусты, и за то, что Лукьянов не сообщил об этом ему — Виктору, а Виктор так к нему хорошо отнесся и даже снабдил его бутылкой виски, чтобы не было скучно ожидать О'Руркэ-старшего. Лукьянов опустил глаза.
— Я понимаю, что смотрюсь как старый кретин, который отнимает время у деловых людей, но… — Лукьянов помолчал. — У меня нет выхода. В моей ситуации может быть только два решения: сдаться властям и дать отправить себя на тот свет, с помощью ли героинового укола или в газовой камере, не имеет значения, или попытаться выжить. Я выбрал второе… — Лукьянов помолчал. — Как я могу быть вам полезен? Очень давно, но я участвовал в войне. Два года во Вьетнаме. Я попросился во Вьетнам сам. Я думаю, я умею убивать людей…
Младший О'Руркэ презрительно хмыкнул Он стоял, сунув руки в карманы, опершись задом о несколько таких же серых, как стол, файл-кабинетов. Старший О'Руркэ недовольно посмотрел на Виктора.
— Разумеется, все это было давно, — продолжал Лукьянов, — но мне кажется, что природа искусства уничтожения людей такая же, как и природа умения плавать: один раз научился, потом, даже если ты не плавал пару десятков лет, падаешь в воду и плывешь. Процесс подсознательный.
— Война во Вьетнаме закончилась сорок лет назад, — скептически процедил Виктор.
— Виктор, дай мужику сказать то, что он хочет. Через несколько лет ебаные бастарде придут за твоим папочкой. Не забывай, что мне стукнуло шестьдесят…
— Ты смеешься, пап… — Виктор удивленно посмотрел на отца. — Да они к нам и не сунутся…
— Никогда не теряй чувства реальности, сын мой, — строго сказал О'Руркэ-старший. — Они много сильнее нас. Они государство, у них власть, полиция, национальная гвардия. Ты забыл, что случилось с Каминским и его людьми? А ребята Морелли? Ты забыл, как их перестреляли всех в один вечер. Восемьдесят шесть человек… Bastards хотят, чтобы власть принадлежала только им — главной банде. Они не хотят делиться. Они завидуют ебаным русским… Они завидуют ебаным русским черной завистью, потому что у тех уже давным-давно власть принадлежит одной банде. Мы еще сильны, но мы на проигрывающей стороне. Я это вижу.
Роман «Это я — Эдичка» — история любви с откровенно-шокирующими сценами собрала огромное количество самых противоречивых отзывов. Из-за морально-этических соображений и использования ненормативной лексики книга не рекомендуется для чтения лицам, не достигшим 18-летнего возраста.
«Палач» — один из самых известных романов Эдуарда Лимонова, принесший ему славу сильного и жесткого прозаика. Главный герой, польский эмигрант, попадает в 1970-е годы в США и становится профессиональным жиголо. Сам себя он называет палачом, хозяином богатых и сытых дам. По сути, это простая и печальная история об одиночестве и душевной пустоте, рассказанная безжалостно и откровенно. Читатель, ты держишь в руках не просто книгу, но первое во всем мире творение жанра. «Палач» был написан в Париже в 1982 году, во времена, когда еще писателей и книгоиздателей преследовали в судах за садо-мазохистские сюжеты, а я храбро сделал героем книги профессионального садиста.
Возможно, этот роман является творческой вершиной Лимонова. В конспективной, почти афористичной форме здесь изложены его любимые идеи, опробованы самые смелые образы.Эту книгу надо читать в метро, но при этом необходимо помнить: в удобную для чтения форму Лимонов вложил весьма радикальное содержание.Лицам, не достигшим совершеннолетия, читать не рекомендуется!
«...Общего оргазма у нас в тот день не получилось, так как Наташа каталась по полу от хохота и настроение было безнадежно веселым, недостаточно серьезным для общего оргазма. Я читал ей вслух порносценарий...»Предупреждение: текст содержит ненормативную лексику!
• Эксцессы• Юбилей дяди Изи• Мой лейтенант• Двойник• On the wild side• Американский редактор• Американские каникулы• East-side — West-side• Эпоха бессознания• Красавица, вдохновляющая поэта• Муссолини и другие фашисты…• Press-Clips• Стена плача• The absolute beginner• Трупный яд XIX века• Веселый и могучий Русский сексЛицам, не достигшим совершеннолетия, читать не рекомендуется!
«Что в книге? Я собрал вместе куски пейзажей, ситуации, случившиеся со мной в последнее время, всплывшие из хаоса воспоминания, и вот швыряю вам, мои наследники (а это кто угодно: зэки, работяги, иностранцы, гулящие девки, солдаты, полицейские, революционеры), я швыряю вам результаты». — Эдуард Лимонов. «Старик путешествует» — последняя книга, написанная Эдуардом Лимоновым. По словам автора в ее основе «яркие вспышки сознания», освещающие его детство, годы в Париже и Нью-Йорке, недавние поездки в Италию, Францию, Испанию, Монголию, Абхазию и другие страны.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.