3 ½. С арестантским уважением и братским теплом - [66]
Заходим внутрь клиники. Преимущество регионов перед столицей для бизнеса в том, что ставки аренды на коммерческую недвижимость существенно ниже. Фойе в клинике просто огромное. Все новенькое и типа дизайнерское (хотя на самом деле — ИКЕА). День будний, время раннее, так что посетителей мало, а те, что есть, теряются в планировке. Явление силовиков и усатого зэка приводит их в состояние шока.
Когда приходишь в больницу, нужно надевать бахилы. И неважно — кто ты: обычный посетитель, зэк или вохра. Правило бахил так же непреклонно, как все законы термодинамики вместе взятые. Когда охранники в берцах и камуфлированной форме пытаются надеть бахилы — это очень смешно.
В регистратуре сидят девушки. Очень красивые. Очень улыбающиеся. Мои усы непроизвольно закручиваются (на самом деле — нет, потому что на тот момент усы у меня были в стиле «канадский лесоруб»).
Может, они и не были такими уж красивыми (ресепшен-герлс, а не усы — усы-то точно были в порядке, я ведь готовился к поездке). Но тогда я заметил, что, когда вокруг тебя долгое время находятся исключительно зэки и вертухаи, увидеть некрасивую женщину практически невозможно.
Дабы не смущать клиентуру, нас уводят дожидаться приема в кабинет директора по маркетингу (она потом туда зашла что-то напечатать на компьютере и очень удивилась). Кабинет тоже типа модный: окно в полстены, всякие дипломы и картины на стенах, вазы, диваны, застланные имитациями шкур белых медведей. Даже подушки есть! Я практически утонул, плюхнувшись на один из диванов.
Скоро пришли и повели на черепоосмотр. Потом опять в комнату с диванами — ждать, в этот раз надолго. Я даже успел там вздремнуть. Потом пришла Жанна Алексеевна, мой зубной. Она, правда, стала именно моим зубным — с этого момента и до конца отсидки каждое лето о здоровье моих зубов заботилась именно она. Я так понял, она уже успела каким-то образом дистанционно познакомиться с моей матерью и была в курсе моего дела. Во всех ее жестах и манерах читалось, что она — за узника совести и против кровавого режима. Ну и вообще, она классная и хороший врач — после визитов к ней зубы у меня болеть перестали.
Но в первый раз она пришла с новостями так себе. Снимок показал, что в гайморовой пазухе у меня киста. Киста Григорий, как позже мы ее назвали с Вико («Как там Григорий?» — и всегда было понятно, о чем речь). Гипотеза была такая: когда мне за пару лет до этого вкручивали зуруп (это зуб-шуруп), то толщины верхней челюсти не хватило, и зуруп, пройдя преграду насквозь, оказался в пазухе.
Организм призвал Григория в пазуху для защиты.
Все это означало, что с зурупом ничего в условиях клиники сделать нельзя, а нужна полноценная операция в больнице, чтобы внедриться в мой череп и извлечь ошибочно рекрутированного Григория. Всем этим занимается отрасль медицины с неприятным названием челюстно-лицевая. Но раз уж мы все равно приехали, мне сделали чистку зубов и подлечили кариес.
Кстати, зэки очень часто мучаются зубной болью — видимо, из-за стресса. Редкий з/к не потерял хотя бы один зуб во время отсидки. Например, Руслан, с которым я сидел в Бутырке, за год, проведенный там, лишился четырех зубов. У Батьки за 23 года сидения зубов осталось меньше, чем пальцев на руках. Да и у меня самого на второй неделе в СИЗО сильно расшатался резец. Короче, если бы не Жанна Алексеевна и моя находчивая родня, к концу срока я наверняка обзавелся бы основательной шепелявостью.
Потом поехали назад, но когда вернулись в Нарышкино, меня не повели в мой барак. А повели меня в сооружение, где располагались БУР и ШИЗО.
Комиссия
Дело в том, что за неделю до зубоврачебного выезда на меня наложили очередное взыскание — за сон в дневное время. Виной всему был начальник отряда — мерзкий губошлеп Оленич-Андреич. Не удивляйтесь: Оленич — это фамилия, Андреич — отчество, а имени я просто не помню. Он обладал ужасно пухлыми губами и огромным чувственным крупом, за что зэки прозвали его Маша Малиновская. Сам я решил называть его Señor Sapo, поскольку вдобавок к губищам и огромной жопе у него еще были глаза навыкате, а Sapo по-испански — жаба.
Тип этот зашел в барак с видеорегистратором и зафиксировал мой тревожный дневной сон. При этом его ничуть не смутило, что прочие находившиеся в бараке з/к тоже пребывали в объятиях Морфея. Позже он вызвал их всех к себе и потребовал написать, что я спал, угрожая в противном случае наложить взыскания и на них — и тогда прощай, УДО. В таком поступке начальника отряда можно обнаружить целый ворох статей Уголовного кодекса, так что я пошел к губошлепу и заявил, что обязательно посажу его, как только мне представится такая возможность (и свое обещание я не забыл).
Понятное дело, такие мелкие провокаторы, как Señor Sapo, в ИК-5 не могут решать, накладывать на кого-то взыскание или нет. Это решают на более высоких уровнях. Судя по всему, дело было в том, что журналистка Наташа Зотова и ее муж фотограф Женя Фельдман, с которыми я к тому времени познакомился и активно переписывался, как раз сделали интервью для «Новой газеты» и написали про меня статью в англоязычном издании Mashable. Все это слегка растиражировалось в интернете. После чего приехал толстяк из управы Дорохин и говорит мне:
