1979 - [37]

Опарыши и в самом деле были для нас единственной возможностью раздобыть протеин. Мы быстро выяснили, что они лучше всего чувствуют себя в человеческом кале, обогащенном гнилыми капустными кочерыжками и отходами из медсанчасти; именно в такого рода питательном бульоне они размножались быстрее всего. Одного кала было недостаточно, поэтому мы не могли использовать в качестве селекционной станции просто сортир. Тут требовался компост, а он образовывался только на мусорной куче за строением 4.

Лю, еще одному человеку и мне поручили раз в день собирать в отхожих местах сравнительно более компактные комочки кала. По вечерам, когда нам самим приспичивало помочиться, мы брали для этой цели тряпку, в которую и складывали, склонясь над парашей, самые крупные комки, всегда всплывавшие на поверхность.

Потом мы относили дерьмо к мусорной куче и вываливали на нее, чтобы через пару дней, улучив момент, когда поблизости не было охранников, выудить из кучи опарышей. Больше от нас ничего не требовалось. Готовая белковая кашица хранилась в ведре, недалеко от входа, каждый из обитателей нашего барака ежеутренне получал горку этого вещества, примерно пятнадцать граммов, и в ведре всегда еще что-то оставалось.

Но я все равно весил вдвое меньше, чем прежде, я очень сильно похудел; как-то при посещении медсанчасти меня взвесили и на белых керамических весах я прочел цифру: 38 кило. Меня больше не принуждали сдавать кровь, я выглядел слишком тщедушным и слабым, как сказал врач, но я все равно ее сдавал, добровольно.

Поздней осенью, когда завязалась драка из-за опарышевого пюре, несколько уголовников затащили Лю в угол внутреннего двора. Они крепко держали его за руки и за ноги. Один из них взял палочку для еды и вколачивал ее своим деревянным башмаком прямо в ушной канал разрывавшегося от крика Лю, пока не достал до мозга. Лю сразу умер. Неделю спустя выпал первый снег.

Регулярно, каждые две недели, у нас проводили сеансы добровольной самокритики. Я всегда их посещал. Я был хорошим зэком. Я всегда старался подчиняться правилам. Я исправился, я исправил себя. Я никогда не ел человеческого мяса.

Татьяна Баскакова Апокалипсис в блекло-зеленых тонах

Появление второго романа Кристиана Крахта, «1979», стало едва ли не самым заметным событием франкфуртской книжной ярмарки 2001 года. Сын швейцарского промышленника Кристиан Крахт (р. 1966), который провел свое детство в США, Канаде и Южной Франции, затем объездил чуть ли не весь мир, а последние три года постоянно живет в Бангкоке, на Таиланде, со времени выхода в свет в 1995 г. своего дебютного романа «Faserland» (русский пер. М.: Ад Маргинем, 2001) считается родоначальником немецкой «поп-литературы», или «нового дендизма» (друг Крахта Иоахим Бессинг написал статью, специально посвященную демонстрации неадекватности последнего понятия – Literarische Welt, 25.11.2000). Как отмечает критик Йохен Фёрстер (Literarische Welt, 17.02.2001), «едва ли хоть один немецкий роман привлекал к себе в девяностые годы больше внимания, нежели „Faserland“, – внимания как в позитивном, так и в негативном смысле». Крахта сравнивали с Сэлинджером и Джеком Керуаком – и в то же время со всех сторон обвиняли в «реакционном хамстве». Оценивая этот роман уже с довольно значительной временной дистанции, Йохен Фёрстер утверждает: «Это просто меланхоличный, хорошо написанный манифест неисправимого эстета, который топит свою скуку в алкоголе и цинизме… трагикомедия первого в Западной Германии пустопорожнего поколения золотой молодежи».

Потом Крахт опубликовал книгу «Желтый карандаш» (сборник своих репортажей для воскресного приложения к еженедельнику «Шпигель» 1992–1999 гг.), подготовил антологию рассказов молодых авторов его круга «Месопотамия: Серьезные истории конца нашего тысячелетия» (Штутгарт, 1999) и стал одним из участников так называемого «поп-культурного квинтета» – группы, в которую помимо него входили его друзья, писатели Иоахим Бессинг, Экхарт Никель, Александр фон Шёнберг и Бенджамен фон Штукрад-Барре. В 1999 г. члены группы издали книгу «„Tristesse Royale“:[55] Поп-культурный квинтет» с записью своих бесед в берлинском отеле «Адлон» на темы повседневности, поп-музыки, моды, терроризма, «коллективизации индивидуализма» и проч. (кстати, поставленная по мотивом этой книги пьеса вот уже год с успехом идет на сцене Молодежного театра в Геттингене). Не успели критики осмыслить тот факт, что Крахт, собственно говоря, собирает вокруг себя целое новое литературное направление, как публикация его второго романа, «1979», побудила их начать дискуссию о «конце поп-литературы».

Впрочем, последнее понятие и без того было и остается более чем расплывчатым. В 2001 г. в Гамбурге вышла книга Томаса Эрнста «Поп-литература»; по мнению этого автора, первые поп-литературные тексты стали появляться в конце 60-х гг., то есть задолго до крахтовских, а их истоки следует искать в дадаизме и творчестве битников. На первом этапе это была литература с критическим зарядом, литература «аутсайдеров», которая упраздняла границы между «высокой» и «массовой» культурой, представляла собой «субверсивную игру с наличными знаками и текстами», а в стилистическом плане – «коллаж из цитат, сэмплинг из подручного материала, сопоставимый с нарождавшейся тогда диджеевской культурой». Потом эта литература потеряла актуальность и возродилась вновь лишь в середине 90-х гг. (в связи с разочарованием в идеях участников движения 1968 г., во всех вообще ценностях) уже – по мнению Эрнста – как чисто развлекательное, «легкое» чтение.