1977. Кошмар Чапелтауна - [69]
– Тут мужчина пришел, хочет видеть хозяина. Зовут Джек Уильямс.
Она покивала, затем сказала, прикрыв трубку рукой:
– А вам чего?
– Я по делу.
– Он по делу, – повторила она, снова кивнула и спросила. – А по какому делу?
– По поводу заказов.
– Заказы, – сказала она, кивнула еще один, последний, раз и повесила трубку.
– Ну что? – спросил я.
Она закатила глаза.
– Оставьте свое имя и номер телефона, он вам перезвонит.
– Но я приехал аж из Лидса.
Она пожала плечами.
– Ни хрена себе, – сказал я.
– Ага, – ответила она.
– Может, вы мне хотя бы скажете, как его зовут?
– Его Проклятое Высочество Лорд Всемогущий, – сказала она, выдирая лист бумаги из печатной машинки.
Я решил попробовать:
– Я прямо не знаю, как вы можете работать с таким человеком.
– А я здесь задерживаться не собираюсь.
– Вы, значит, уходите?
Она перестала притворяться, что работает, и улыбнулась:
– Осталось меньше двух недель.
– Вот и правильно.
– Надеюсь.
– А вы не хотите заработать пару фунтов в придачу к пенсии? – спросил я.
– К пенсии? Какой наглец! Вы, между прочим, сами – не подснежник.
– Пару фунтов, на первое время?
– Только пару?
– Двадцать?
Она подошла ко мне, улыбаясь.
– Так кто же вы такой на самом деле?
– Скажем так: конкурент.
– За двадцать фунтов – как скажете, так и будет.
– Значит, вы мне поможете?
Она оглянулась на дверь и подмигнула:
– А вот это зависит от того, о чем вы меня попросите.
– Вы знакомы с журналом вашего издательства под названием «Горячая сперма»?
Она снова закатила глаза, поджала губы и кивнула:
– Вы храните списки моделей?
– Моделей?
– Ну, вы понимаете.
– Ага.
– Ага?
– Ага.
– Адреса, телефоны?
– Возможно, если они проходили через официальную бухгалтерию, но, честно говоря, я сильно в этом сомневаюсь.
– Было бы здорово, если бы вы смогли дать нам имена моделей и вообще любую информацию о них.
– А зачем они вам?
Я оглянулся на дверь в кабинет и сказал:
– Видите ли, я продал остатки старых тиражей «Семени» в Амстердам и выручил приличные бабки. Может, конечно, ваш Лорд слишком занят, чтобы стричь капусту, а вот я хочу попробовать воспользоваться такой возможностью.
– Двадцать фунтов?
– Двадцать фунтов.
– Но прямо сейчас я не могу, – сказала она.
Я посмотрел на часы.
– Во сколько вы заканчиваете?
– В пять.
– В пять у лестницы?
– Двадцать фунтов?
– Двадцать фунтов.
– До встречи.
Я стоял в красной телефонной будке посреди автовокзала Пиккадилли и набирал номер.
– Это я.
– Ты где?
– Я все еще в Манчестере.
– Во сколько ты возвращаешься?
– Как только смогу.
– Тогда я надену что-нибудь красивое.
Снаружи по-прежнему лила вода, красная телефонная будка протекала.
Я уже был здесь однажды, в этой самой будке, двадцать пять лет тому назад, со своей невестой. Мы ждали автобуса на Алтринчем, собирались навестить ее тетку, у нее на пальце было новое кольцо, свадьба через неделю.
– Пока, – сказал я, но ее уже не было.
У меня в запасе было часа два. Я снова вышел под проливной дождь и пошел гулять по Пиккадилли, заходя в кафе, сидя в отсыревших кабинках над чашками жидкого кофе, ожидая, глядя на тонкие черные фигурки, пляшущие под дождем. Мы все стараемся увернуться от капель, от воспоминаний, от боли.
Я посмотрел на часы.
Мне пора было идти.
Незадолго до пяти я нашел еще одну телефонную будку на Олдхэм-роуд.
– Есть что-нибудь?
– Ничего.
Без пяти минут пять я стоял у подножия лестницы, промокший до нитки.
Через десять минут она спустилась.
– Мне снова надо наверх, – сказала она. – Я еще не закончила с работой.
– Материал есть?
Она протянула мне конверт.
Я заглянул в него.
– Тут все. Все, что есть, – сказала она.
– Я верю, – ответил я и подал ей свернутую двадцатифунтовую купюру.
– С вами очень приятно сотрудничать, – засмеялась она, поднимаясь наверх.
– Не сомневаюсь, – сказал я. – Не сомневаюсь.
Я пошел на вокзал, где мне сказали, что поезд на Брэдфорд уходит с Пиккадилли.
Я побежал под проливным дождем. Последнюю часть пути я проехал на такси.
Когда мы добрались до вокзала, было почти шесть. Поезд уходил ровно в шесть, и я на него успел.
В вагоне воняло мокрой одеждой и застаревшим сигаретным дымом. Мне пришлось делить столик с пожилой парой из Пеннистоуна и их отсыревшими бутербродами.
Женщина улыбнулась мне, я – ей, мужчина впился зубами в большое красное яблоко.
Я открыл конверт и вытащил три тонких, полупрозрачных листа.
Это были списки выплат наличными и чеками за период с февраля 1974 года по март 1976-го, выплат фотолабораториям, химикам, фотографам, бумажным фабрикам, поставщикам чернил и моделям.
Моделям.
Я пробежался по списку, задыхаясь:
Все остановилось, умерло.
Клер Моррисон, также известная как Стрэчен.
Все остановилось.
Я достал приказ Олдмана:
Джейн Райан, читай – Дженис.
Все…
Сью Пени, читай Су Пен
Остановилось —
Читай – Ка Су Пен.
Умерло.
Там, в том поезде, в том поезде слез, ползущим по раздетому аду, маленькому голому аду, по тому маленькому голому аду, сплошь покрытому крохотными, малюсенькими колокольчиками, там, в том поезде, слушая звон колокольчиков, доносящийся с того света:
1977.
В 1977 году, когда мир пошел под откос.
Мой мир:
Пожилая женщина, сидящая напротив, доела последний бутерброд и смяла фольгу в крохотный шарик, яйцо и сыр застряли в ее зубном протезе, крошки – в пудре на ее щеках, она улыбается мне, медуза горгона, ее муж кровоточит зубами в то же большое красное яблоко, в этот большой красный, красный, красный мир.
