1923 - [76]

— Хорошо, когда я уезжал из России на Восток бушевала буря гражданской войны. И в этой буре демоническая фигура Бронштейна-Троцкого была несоразмерной со всеми остальными. Поэтому один из вопросов, которые я задавал жрецам культа Бон, был вопрос о его судьбе. Тогда мне показали его падение и смерть. И мне показали будущего самовластного правителя России. На этой основе я и строю свою политику.

Герхард заметно напрягся. Было видно, что Николай подошёл к вопросу, который вызывает неподдельный интерес. Фриц выждал положенную паузу, и не дождавшись продолжения, спросил.

— Дзержинский?

— Нет, Фриц. Вы не поверите.

— Кто, удивительный человек, кто? Говорите, раз начали. Зиновьев?

— Сталин.

— Кто? — очень удивлённо повторил Фриц, — Сталин? Он же не политик. Он какой-то третьеразрядный чиновник в партии. Его никто не знает. Он не выступает публично. В его руках нет никаких рычагов борьбы за власть. Партия идёт за Зиновьевым, Дзержинский твердой рукой держит тайную полицию, Троцкий – неоспоримый лидер армии. Даже Красин имеет реальные деньги – что не последняя вещь в политических играх. У них реальная сила. У них возможность управлять массами.

— Я же говорил, Фриц, что вы мне не поверите. Тем не менее, будет именно так. Ленин умирает. Он не проживёт и года. И Сталин сменит его во главе всей системы.

— Почему вы так уверены, что Ульянов не проживёт и года?

Коля сделал на лице то, что по его представлению должно было означать пророческое видение. Краем глаза он заметил как прыснула Надежда.

— Я видел зиму следующего года. Дымные костры на площадях, толпы народа на улицах. Я видел это своими глазами. Я видел замершие фабрики. Пар от конского дыхания кавалеристов. Я слышал гудки паровозов. Я всё это видел, как вижу вас. Я даже видел деревянное здание, наподобие гробницы. Люди шли туда и эта толпа была бесконечной. Я допытывался подробностей. Но мне сказали следующее «Он умрёт от болезни Нового Мира и его тело не будет зарыто в землю». Я не знаю, что значат эти слова. Но я уверен, что так и будет.

Герхард прикрыл глаза, как бы в усталости. Его веки дрожали.

— Коля, вы действительно удивительный и очень загадочный человек. Нам надо будет завтра встретиться. Обязательно. Часов в 12 вас устроит?

— Почему нет. Здесь у вас?

— Да, давайте здесь.

Они вышли с Надеждой в воскресную Москву. Такую непохожую на то, что знал Николай, но такую же родную и близкую. Тополя шумели и голуби дрались на тротуаре. Было удивительно тихо. Коля шёл по тихой Дмитровке куда-то к площади Пушкина. Наверное, они шли на Трехпрудный – больше идти в том направлении было вроде бы некуда. Проходящие мимо прохожие косились на Надьку – она выделялась лицом, одеждой и украшениями. Уже привычно, Николай расстегнул застёжку кобуры – классовая ненависть, разожженная большевиками никак не хотела угасать.

— Слушай, спросил он Надю, ты вроде бы в архитектуре разбираешься?

— Разбираюсь немного, а что? Всё детство прошло среди рисунков и кульманов. Я была ужасный ребёнок – но мне было очень интересно с отцом.

Коля вспомнил свою дочку и опять защемило сердце.

— Тут вот какой вопрос. У меня дача. Мне бы хорошо узнать её строение. Расположение комнат, коммуникации и всё такое.

— А где она?

— В Монино.

Надежда подумала, потом сказала.

— Надо ехать на Калужскую. Там живёт дядя Петя. Он занимался таким строительством, поэтому у него было много планов. Заказчикам всегда интересно посмотреть как что у других.

У дяди Пети был большой частный дом. Район площади Гагарина был, наверное, дальней окраиной. Дома стояли сплошь деревянные, Калужская была узкой и грязной. Тут где-то недалеко Канатчикова дача, понял Коля, поняв что они пересекли окружную железную дорогу, в районе Загородного шоссе. Всё вокруг было зелёным и шумело листвой. Пруды дышали прохладой воды и какие-то утки плавали по ним.

— Здравствуйте, дядя Петя, — сказала Надя, обнимая старика.

— Здравствуй, здравствуй, Наденька. А что одна? Почему без Ленки?

— Уехала Ленка. В Брюссель. Теперь она там.

— Правда? Значит всё-таки выбрались. Ну слава Богу, — дядя Петя перекрестился. — А это ты с кем?

— Это мой знакомый. Николай, — представила она. — Он нам очень помог, собственно Ленку он и отвёз.

Мужчины представились и все прошли в дом. Было видно, что тут живёт архитектор. Карандашные эскизы на стенах, фотографии домов, прикреплённые кнопками – всё это выдавало профессию хозяина.

— Нам нужны планы вот этой дачи, — он с ходу перешёл к делу, передавая старику бумажку с адресом. Тот долго изучал его, потом взглянул на Надежду. Та успокоила старика.

— Всё нормально, дядя Петя. Николай очень хороший человек.

— Хороший-то хороший, а в своё время у меня тоже план дачи взяли, ещё в Петрограде дело было. Так на этой даче Столыпина и взрывали. Тогда ещё его дочка сильно пострадала, и работницы. Мучили меня жандармы долго, а я одного тогда понять не мог, да и сейчас не могу – ведь если они за народ, если они против господ, то почему они простых людей убивают.

— Ну, это просто, — вмешался Коля. — Вы видели как течёт вода? По линии наименьшего сопротивления. Поэтому в любой драке всегда страдает кто? Самый слабый. А самый слабый – всегда самый бедный. Поэтому от революционных перемен выигрывают сильные, а страдают слабые.