1917–1920. Огненные годы Русского Севера - [47]
Попытаемся ответить на вопрос: сколько людей были расстреляны по приговору судов всех типов, убиты тюремной администрацией или умерли от болезней, находясь в тюрьмах и лагерях? В Северной области приговаривать к смертной казни могли только органы военной и военно-полевой юстиции. В первую очередь они рассматривали дела военнослужащих. К смертной казни приговаривались участники восстаний в армейских частях, нижние чины, виновные в нападениях на офицеров. Смертные приговоры выносились за шпионаж, за попытку перехода на сторону красных. Но командование часто расстреливало тех, кого оно считало виновными, без всяких судебных формальностей. 11 декабря 1918 г. были расстреляны 13 участников восстания в казармах Архангелогородского полка, которые были выданы солдатами как зачинщики (см. ниже).
В конце октября – начале ноября 1919 г. Особый Вычегодский отряд капитана Н. П. Орлова стремительным ударом захватил Яренский уезд Вологодской губернии. Согласно оценке советской комиссии по установлению жертв белого террора, были расстреляны около 100 человек.
Военная юстиция судила и гражданских лиц, совершивших «особо тяжкие виды государственной измены». В ноябре 1918 г. по приговору военно-полевого суда командир красногвардейского отряда, устанавливавшего советскую власть на Печере в мае – июне 1918 г., прапорщик С. Н. Ларионов и пять бойцов его отряда были расстреляны. Видимо, наибольшее число смертных приговоров было вынесено по делу подпольной большевистской организации, члены которой были арестованы в Архангельске в марте – апреле 1919 г. Расстреляны были 25 человек. Все мемуаристы и историки подтверждают, что расстрелянные были большевиками, готовившими восстание. Расстреляли только видных участников заговора, остальных приговорили к различным срокам каторжных работ. Количество смертных приговоров значительно увеличилось в декабре 1919 – январе 1920 г., когда положение Северной области становилось катастрофическим. Трудно дать точный ответ на вопрос, сколько человек были расстреляны по приговору военных судов или по приказам военачальников Северной армии. Новикова называет приблизительно несколько сот человек[253]. Видимо, установить более точное число жертв не представляется возможным. Но значительно большее число людей погибло от, мягко говоря, плохих условий содержания в архангельской тюрьме и других местах заключения.
Архангельская губернская тюрьма была переполнена заключенными, часть из которых осталась в ней еще с большевистского периода, в основном уголовники. Она была не только местом заключения, но и главным пересыльным пунктом.
ВПСО хорошо понимало тяжелое состояние тюрем, становившееся опасным для всего населения области из-за угрозы распространения эпидемий. Эпидемия тифа, вспыхнувшая на всей территории России, дошла до Архангельской губернии. В конце декабря – начале февраля 1919 г. в Архангельске насчитывалось 147 больных тифом, из них 130 – заключенные, остальные работники тюрьмы.
В области ощущалась резкая нехватка продуктов питания. Большая часть продовольствия, предоставленная союзниками, отправлялась на фронт. От нехватки продовольствия страдало все гражданское население, но тюремные обитатели несколько больше остальных. Видимо, главной причиной эпидемии было то, что архангельская тюрьма была пересыльной и в ней было много заключенных из концентрационного лагеря на острове Мудьюг со страшными условиями содержания (см. ниже), но им руководила французская военная администрация. Трудности в борьбе с эпидемией усиливались резкой нехваткой врачей и других медработников. Их было вообще немного в Архангельской губернии, и подавляющее большинство медперсонала было призвано в армию.
Нужно отдать должное правительству, оно приняло срочные меры для борьбы с болезнью. 13 февраля 1919 г. по докладу Игнатьева было выделено 25 тыс. рублей «на экстренные мероприятия по борьбе с сыпным тифом», а 15 февраля принято решение: «По докладу Генерал-лейтенанта Миллера об отпуске в распоряжение Управляющего Отделом Внутренних Дел 100 тыс. рублей на борьбу с эпидемией сыпного тифа». Но и эта сумма была признана недостаточной. 19 февраля Игнатьев потребовал «500 тыс. рублей на борьбу с эпидемией сыпного тифа»[254]. Эти средства были вскоре отпущены. В различные районы области, в том числе и в тюрьмы, были посланы специальные эпидемические отряды. С эпидемией тифа удалось справиться, по свидетельству Игнатьева: «В тюрьмах тиф довольно быстро ликвидированный…»[255]
Другой медицинской проблемой в Северной области была цинга, вызванная в первую очередь плохим питанием и отсутствием свежих овощей. В отчете Архангельской городской управы приводится число заболевших цингой в Архангельске в конце 1918 – середине 1919 г. – 447 человек, половина из них – заключенные городской тюрьмы. Архангельские власти делали все что могли для борьбы с цингой. Создавались специальные поселки, где больным выдавался усиленный паек, и они находились под наблюдением фельдшеров. Командующий Двинским фронтом генерал И. Данилов писал, что солдатам давали в больших количествах финики и английские пикули в качестве противоцингового средства. Игнатьеву, писавшему воспоминания уже в Советской России и стремящемуся всячески опорочить правительство Северной области в угоду своим новым хозяевам, можно полностью доверять, когда он положительно пишет о его деятельности: «…гораздо сложнее была борьба с цингой – для цинготных мною было устроено специальное светлое, высокое помещение на Кег-острове, на противоположном берегу Двины, а также разбиты палатки, где на солнце и при хорошем питании больные арестованные быстро поправлялись, но жертвы, т. е. смертные случаи от цинги бывали»
